Сплошное свинство

Онищенко Алексей

— Но пойми, любая группа не может играть без хорошего продюсера! — перешел на сочный дискант крепыш.

— Может!

— Не может!

— А я говорю, может! Мы же играли!

Еще чуть-чуть — и парни готовы были броситься друг на друга с кулаками. Настало время вмешаться.

— Продюсеры — двигатели прогресса и могильщики талантов, — громко произнес я. — Се ля ви: в мире все двойственно. Надо искать средний путь между молотом и наковальней.

Парни как по команде повернули головы в мою сторону. Только сейчас до них дошло, что в комнате, кроме

них, находится кто-то еще.

— Вы так думаете? — неуверенно спросил высокий.

— Непризнанный талант так же отвратителен, как талант продавшийся, — воспроизвел я вычитанную где-то мысль.

Спор разгорелся с новой силой. Парни признали меня за своего и даже позволили вставить в дискуссию несколько реплик. Поддерживаемый одобрительным хрюканьем Свина, я сделал пару-тройку программных заявлений вроде: «Настоящий рок умер в начале восьмидесятых», «Коммерция губит творчество» и «Я не расист, но музыкальные каналы совершенно невозможно смотреть из-за засилья негров, читающих свои речевки».

Через некоторое время спорщики утихли. Каждый остался при своем мнении, но обошлось без рукоприкладства.

— Ладно, — вздохнул крепыш, — пойду поищу непреходящие ценности.

— Ты о наших нотах? — спросил джинсовый.

— Я о пиве.

— Тогда я с тобой.

— Если хотите, можете затариться цитрусовыми возле корпуса 2-А, — подсказал я. — Там стоит целый грузовик. Бесплатно.

Обрадованные неожиданным подарком, парни покинули костюмерную. Мы со Свином остались один на один с высоким.

— Вы — Константин Храпач? — спросил я его.

— Да, — удивился парень. — А откуда вы меня знаете?

— Вас все знают.

— А, вы журналист…

— Совершенно верно.

— У нас тут уже была одна журналистка, — сказал Храпач. — Все выпытывала, как мы вышли на Фила.

— На Фила?

— Ну, это наш продюсер, — пояснил Константин. — Точнее, пока не совсем наш. Просто он увидел, как мы разогревали публику перед «Черным герцогом», и сделал нам предложение.

— Аккуратные прически и песни про любовь? — предположил я.

— Вот именно! — взорвался Храпач. — А я не хочу становиться еще одним объектом для мастурбации восторженных соплюшек… Хотя за это хорошо платят, признаю…

Я сочувствовал парню, но следовало помнить о работе.

— А эта журналистка…

— Римма Бухарина, — сказал Константин, но затем наморщил лоб и поправился: — Нет-нет, Троцкая, помню, что фамилия связана с революцией…

— Да, Троцкая, она брала у вас интервью в Приморске?

— Вы с ней вместе работаете?

— Да, надо обменяться кое-какими материалами.

— Ну, тогда вы легко сможете это сделать. Она здесь, а не в Приморске.

— Здесь? — посмотрел на Свина я.

— А где же еще? Вы что, не знаете, что твориться в Приморске?

Я сделал вид, что не знаю. Константин посерьезнел и из обаятельного рокера как-то сразу превратился в грустного, шмыгающего носом мальчишку.

— Ну тогда вам лучше и не знать, — сказал он, машинально перекатывая пустую бутылку вдоль поверхности стола.

Я посмотрел ему в глаза:

— Что-то серьезное?

Он кивнул:

— Иногда я думаю, что мы занимаемся не тем делом. У нас в городе такое творится, а мы не видим ничего, кроме своих гитар.

— И дай бог, чтобы ты не видел в жизни ничего, кроме своих гитар, — искренне пожелал ему я. — Музыканты оставляют в истории только положительный след.

— Вы так считаете?

— Назови мне хоть одного политика или бизнесмена, которого вспоминают так же, как вспоминают Моцарта…

Константин прилежно задумался.

— Знаешь, с тобой очень интересно общаться, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Но мне надо успеть повидаться с Риммой. Как только освобожусь, встретимся снова. Может, поставите мне свои записи?

— У нас нет диска, — вздохнул Константин. — Хотя, чтобы записать его, не так много и надо: всего несколько тысяч зеленых.

— Об этом мы поговорим тоже, — пообещал я и вышел из костюмерной.

Погода резко ухудшилась. Теперь дождь не просто падал с неба — он хлестал обледеневшую землю наотмашь. Ветер усилился, резкие, злые порывы рвали на части аккуратные кроны вечнозеленых деревьев. Слева накатывался ритмично повторяющийся шум беснующегося прибоя.

Свин выставил пятак к небу, пошевелил ноздрями и озабоченно покачал головой.

— Я, конечно, не спец… Но дело движется к шторму.

Мне нечего было сказать. Радости никогда не приходят скопом, только поодиночке и то на короткое время. Беды же всегда наваливаются кучей. Только шторма нам сейчас не хватало….

— Давай искать госпожу Троцкую!

— Давай, — согласился Свин и встал в особую позу, которая у него считалась медитативной. — Напомни, как она выглядит…

— Короткая стрижка, золотые очки, большая грудь, — описал я фотографию, которую мы видели в Интернете.

Свин закрыл глаза, повертелся на месте волчком, несколько раз с шумом вытолкнул воздух из ноздрей и торжественно провозгласил:

— Корпус 1-Б!

— По-моему, это за кинотеатром, — сказал я, пытаясь разглядеть издалека надписи на зданиях.

Корпус 1-Б отличался от корпуса 2-А только пластиковой табличкой, привинченной возле входа: такой же безликий белый кубик с однообразными рядами лоджий. Возле ступенек стояло несколько машин с открытыми багажниками. В глубине вестибюля мерцал мягкий свет люминесцентной лампы. Мы зашли внутрь и обнаружили несколько групп людей, уныло ужинающих бутербродами. Все столы были завалены апельсинами: видимо, молва о халявном грузовике распространилась по лагерю быстро. Троцкой среди ужинавших я не заметил. Вообще здесь преобладали пожилые женщины и мужчины в дорогих спортивных костюмах. Единственная молодая девушка, одетая в короткую юбку и рыжую дубленку на козьем меху, очков не носила; волосы у нее были черные и длинные, почти до пояса. Скорее она походила на брюнетку с фотографии, что я предъявил дяде Мише в качестве пропуска, чем на стервозную столичную журналистку.