Споём, станцуем
Шрифт:
— Он еще в стадии разработки, — сказала она. — Майерс — тот парень, что изобрел его — возился с ним, добавляя новые возможности. Когда мы добьемся, чего хотим, то выбросим ее на рынок в виде ожерелья. Схему можно заметно уменьшить в размерах. Первый вариант соединялся с усилителем проводами, а это сильно нарушало мой стиль игры. Но у этого есть передатчик. Вы поймете, что я имею ввиду. Пошли, здесь не хватит места.
Она первой вышла в помещение конторы и включила стоявший у стены усилитель.
— То, что он делает, — сказала она, встав посреди комнаты и уперев руки в бока, — это превращает
Она подняла руку вперед, вытянув ладонь, и из громкоговорителя за спиной раздался нарастающий по высоте звук, превратившийся в аккорд, когда ее пальцы нащупали в воздухе невидимую ноту. Она присела, выдвинув ногу вперед, и в аккорд вкралась мягкая басовая нота, усилившаяся, когда она напрягла мускулы бедер. Другой рукой она добавила гармоник, затем внезапно наклонила торс в сторону, заставив звук взорваться каскадом аккордов. Барнум сидел прямо, волосы на его руках и спине стояли дыбом.
Литавра его не замечала. Она затерялась в мире, существовавшем чуть в стороне от реального, мире, где танец был музыкой, а ее тело — инструментом. Глаза ее моргали, создавая стаккато, а дыхание обеспечивало прочную ритмическую основу тем звуковым сетям, что ткали ее руки, ноги и пальцы.
Для Барнума и Бейли красота этого заключалась в безупречном соответствии звуков движениям. Они подумали, что это будет лишь покушением на новизну, что она с усилиями начнет изгибаться, принимая неестественные позы — для того, чтобы добиться нужных звуков. Но это было не так. Каждый фрагмент порождал следующий. Она импровизировала и музыку и танец, но подчинялись они лишь собственным правилам.
Когда, наконец, она остановилась отдохнуть, балансируя на кончиках педов, и позволив звуку растаять, превратившись в ничто, Барнум почти превратился в статую. Его удивил звук аплодисментов. Он понял, что руки были его собственные, но управлял ими не он. Это был Бейли. А Бейли н_и_к_о_г_д_а_ не завладевал контролем над моторикой.
Им нужны были все подробности. Бейли настолько потрясла новая форма искусства, и так охватило нетерпение задавать вопросы, что он едва не попросил Барнума ненадолго уступить ему право управлять голосовыми связками.
Литавру такой энтузиазм удивил. Она была горячим сторонником синаптикона, но больших успехов в своих попытках распространить его не достигла. Он имел свои ограничения, и рассматривали его как интересную, но временную моду.
— Какие ограничения? — спросил Бейли, а Барнум произнес вопрос вслух.
— В сущности, для полного воплощения возможностей ему необходима невесомость. Когда есть тяготение, даже такое как на Янусе, имеются остаточные тона, которые не устранить. Вы, конечно же, этого не заметили, но я не могла в таких условиях использовать многие из вариаций.
Барнум понял кое-что сразу.
— Тогда мне надо поставить такой же себе. Чтобы можно было играть на нем, пролетая в Кольце.
Литавра стряхнула с лица прядь волос. От четвертьчасовых усилий она покрылась потом, а лицо ее раскраснелось. Барнума настолько захватила гармония этого простого движения, что он едва не упустил ответ. А синаптикон был выключен.
— Может быть, вам следует это сделать. Но на вашем месте я бы не спешила.
Барнум собирался спросить, почему, но она быстро продолжила:
— Это еще не настоящий музыкальный инструмент, но мы работаем над ним, улучшая с каждым днем. Отчасти проблема в том, что для управления им требуется специальное обучение — чтобы он издавал нечто большее, чем белый шум. Когда я рассказывала, как он работает, это была не совсем правда.
— А в чем?
— Ну, я сказала, что он измеряет напряжения в нервах и переводит в звук. А где находится большая часть нервной ткани?
Тут Барнум понял.
— В мозгу.
— Верно. Так что здесь настроение даже более важно, чем в остальной музыке. В когда-нибудь имели дело с устройством, управляемым альфа-ритмами? Прислушиваясь к звуковому тону, вы можете управлять некоторыми функциями организма. Для этого нужна практика. Мозг обеспечивает диапазон тонов синаптикона и управляет всей композицией. Если у вас нет контроля над мозгом, получается шум.
— А как долго вы с ним поработали?
— Года три.
На время работы с Барнумом и Бейли Литавре пришлось приспособить свой суточный цикл к их биологическим процессам. Дневное время пара проводила лежа, в общественной столовой Януса.
Столовая предоставляла услуги бесплатно, что себя оправдывало, поскольку без нее такие пары не смогли бы находиться на Янусе дольше нескольких дней. Это была выровненная поверхность площадью ж три квадратных километра с решетчатой оградой, разбитая на квадраты со стороной в сто метров. Барнуму и Бейли она не нравилась, как и остальным парам, но это было лучшее, что им подходило в поле тяжести.
Никакой замкнутый экологический цикл на самом деле замкнутым не является. Одну и ту же теплоту нельзя использовать бесконечно, как это можно сделать с сырьем. Требуется добавлять тепло; где-то по ходу дела привносить энергию — для того, чтобы растительная составляющая пары синтезировала углеводы для животной. Бейли мог воспользоваться частью того незначительного тепла, которое образовывалось, когда тело Барнума их расщепляло, но такой способ быстро привел бы к экологическому банкротству.
Выходом для симбиотика, как и для других растений, был фотосинтез; хотя те соединения, что использовал Бейли, лишь отдаленно напоминали хлорофилл. Для фотосинтеза растению нужна большая поверхность, намного больше площади тела человека. А интенсивность солнечного света на орбите Сатурна была в сто раз меньше, чем на Земле.
Барнум осторожно шел мимо белой линии — одной из изгородей. Слева и справа от него в центрах больших квадратов лежали люди. Их покрывал лишь тончайший слой симбиотика, остальная его масса была распростерта на ровной поверхности простыней живой пленки, различимой лишь по легкому блеску. В космосе такой подсолнух создавался за счет медленного вращения, благодаря которому центробежная сила образовывала большой параболоид. А здесь его пленка лежала на земле; по углам квадрата механизмы растягивали ее вверх: мускулатуры для этого у симбиотиков не было.