Спор богинь
Шрифт:
Мужчины, с которыми она общалась в Риме и Париже, влюблялись в нее, но при всей своей невинности и неопытности она понимала, что их привлекает ее красивое девичье тело, а не душа и разум.
И она просто не могла себе представить, как с ними вообще возможно говорить о таких сокровенных вещах.
Она интересовала их только благодаря своей красоте или, увы, благодаря ее предполагаемому богатому приданому.
«Я люблю вас!», «Вы сводите меня с ума!», «Если вы не станете моей женой, я просто умру!», «Я жажду вас!», «Я жажду вас!», «Я
Она почти мысленно слышала их голоса, повторявшие почти одни и те же слова, всегда одинаково пылко, страстно и проникновенно.
Впрочем, итальянцы всегда славились своим любовным пылом и красноречием, и Астара находила, что огонь, горевший в их черных глазах, восхитителен. Правда, временами они слишком увлекались и переигрывали, и тогда ей хотелось расхохотаться им в лицо.
Французы были намного галантней.
Они осыпали ее утонченными комплиментами, на которые невозможно было не отозваться. Они блистали изысканностью манер, а многие из них были весьма элегантны.
Но хотя Астара и выслушивала их страстные речи, сердцем оставалась к ним равнодушной. Когда же они покрывали поцелуями ее руки, она ловила себя на мщсли о том, что их губы слишком жаркие и чересчур жадные, и в ее душе шевелилось легкое отвращение к этой театральности, где отсутствовала всякая искренность.
– Должно быть, я слишком самонадеянна, если мечтаю встретить такую же любовь, какая была у мамы с папой, – сказала сама себе Астара.
И все-таки она догадывалась, что ее душе нужна любовь, каким-то образом связанная с той красотой, которая открывалась сейчас ее взору, – с мерцанием серебра на озере, с лиловыми тенями под деревьями и таинственной темнотой сада, где, казалось, бродят призраки былых владельцев этого дворца.
– Что же такое настоящая любовь? Может, это тоже часть той, высшей, красоты? Может, именно про это пытался рассказать мне папа, когда говорил о «необыкновенном мире, открывающемся за пределами нашего мира»?
Она задавала себе вопросы и не находила на них ответов. И внезапно почувствовала, что озябла.
«Возможно, когда-нибудь я пойму смысл папиных слов», – с неясной надеждой в душе подумала Астара, глядя на яркий лунный серп.
Затем она задернула шторы и нырнула в уютную шелковую темноту огромной кровати.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Принц-регент величественно поднялся и молча ждал, пока стихнут разговоры гостей – девятнадцати джентльменов, сидевших вокруг овального стола.
На фоне серебристых стен и массивных колонн из красного и желтого гранита принц-регент и его гости выглядели весьма импозантно.
Продолговатый стол с причудливым золотым орнаментом по-прежнему поражал всех своей новизной: на нем не было привычной белой скатерти.
Его полированная поверхность как в зеркале отражала хрустальные бокалы, украшенные августейшими монограммами, голубой севрский фарфор, золотые десертные ножи и вилки. Такова была новая мода, введенная принцем-регентом.
Когда гул голосов затих и гости со вниманием обратили лица к принцу, его королевское высочество торжественно поднял свой бокал.
– Джентльмены, – начал он, – вот мой тост: за выдающегося жеребца-чистокровку, который позволил нам сегодня насладиться великолепным зрелищем. Уверен, что нынешний день надолго сохранится в истории скачек. Итак, за несравненного Брамселя и его замечательного владельца, виконта Илвертона!
Гости шумно встали, за исключением довольного виконта, оставшегося сидеть в конце стола. Поднялись бокалы, и девятнадцать голосов дружно воскликнули:
– Брамсель! Илвертон!
Когда принц-регент сел на свое место и гости последовали его примеру, поднялся виконт.
Выглядел он, вне всяких сомнений, весьма элегантно и изысканно. Все присутствующие как один с одобрением посмотрели на его галстук, завязанный совершенно новым, невиданным узлом.
Негромким, но невольно привлекающим к себе внимание голосом, свидетельствующим о том, что наряду со множеством прочих достоинств виконт обладает и незаурядным даром красноречия, он произнес:
– Ваше королевское высочество, друзья мои, позвольте поблагодарить вас за лестную оценку, данную моему жеребцу. Догадываюсь, что любой из нас в случае такого же успеха его лошади на скаковой дорожке, какой выпал на мою долю сегодня, мог бы сказать определенно – расцвет этого «королевского спорта» наступил благодаря благосклонному вниманию, поддержке. я не побоюсь этого слова, вдохновляющему примеру со стороны самого выдающегося среди нас спортсмена-его высочества принца-регента.
Тут все снова с готовностью вскочили со своих мест, желая выпить за здоровье принца, и не оставалось ни малейших сомнений, что и сам он в восторге от комплимента и той элегантности, с какой виконт перевел речь с собственной персоны на своего августейшего покровителя.
Впрочем, по сути, сказанное виконтом Илвертоном вполне соответствовало действительности: всю жизнь главным увлечением принца были скачки, к которым он пристрастился очень давно благодаря герцогу Камберлендскому.
И в самом деле, с ранней юности скаковые лошади были его единственной страстью.
Принц-регент посещал скачки когда только мог и не пропускал их ни в Льюисе, ни в Брайтоне, ни в Нью-маркете.
Однако, как и во всех прочих его увлечениях, здесь тоже бывали свои взлеты и падения.
В конце минувшего столетия он, тогда еще принц Уэльский, провозгласил курс на экономию и распродал всю свою конюшню. Правда, потом он все-таки не вытерпел и быстро завел себе новых лошадей. За одиннадцать лет они одержали победу приблизительно в 1185 забегах.
Однако, к сожалению, впоследствии скачки в Ныомаркете превратились в «табу» в результате скандала с жокеем Сэмюэлем Чифни, и, несмотря на огорчение и недовольство большинства друзей, принц заявил, что больше не желает и слышать о Нью-маркете.