Спорим, она будет моей
Шрифт:
Я, кстати, первый раз с момента знакомства вижу ее улыбку. Она меняет эту девочку. Превращает ее из насупленного, напряженного ежа в солнышко. Теплое такое, в нем купаться хочется, и скажется, снег вокруг начинает таять.
Еще хочу эту улыбку. Только теперь для себя.
— Ян, — представляюсь в ответ и жму ладонь Платона. — Помешал?
— Нет, мы как раз закончили. Ты это, — кивает на карман рубашки, из которого торчит пачка, — аккуратнее. У нас за сигареты на территории наказывают. Парни с охраной договариваются
— Не куришь?
Он только рукой неопределенно машет. Ну понятно. Слышал, вроде спортсмен бывший или даже настоящий. Я не разобрался еще.
А я начал, чтобы глушить безысходность, когда было совсем погано. И надо бы бросать, потому что это сажает мой организм и дыхалка сбивается там, где пару лет назад я нагрузки бы даже не заметил.
Приняв предостережение от Платона, убираю пачку из рубашки в карман брюк, там не видно. И раз они закончили, обращаюсь к ней, пока не сбежала:
— Вась, ты мне так и не ответила. Пойдешь?
— Ладно, я вас оставлю. — понимающе улыбается Платон. — Вечером наберу, — сообщает Амелиной и сваливает.
А у меня ее номера телефона нет. Я тоже хочу. Надо достать, Вася сама даст вряд ли. Она на нас с Ником после бассейна волком смотрит и обходит по дуге.
— Ян, — вздыхает.
Больше не улыбается. Опять взгляд загруженный, глаза красные, и до меня доходит…
— Плакала?
— Нет. Да и какое тебе дело вообще?! — выпускает колючки. — Не пойду я с тобой никуда. И с Никитой не пойду. Пожалуйста, не надо ко мне подкатывать!
— Я сейчас ничего не слышал, кроме «нет». Ответ неправильный, Амелина, — во мне включается хищник, которому отказали, а он уже настроился. — Я хочу твое «да».
— Пф! — челку сдувает.
Хищник во мне снова дергается вперед и тут же тихо скулит, потому что ему больно и зло. Она пошла, а я встать попытался, чтобы догнать. Рефлекс. Спину прострелило так, что дыхание перехватило на мгновение и в глазах потемнело.
Твою же!..
Хорошо, что она не оглянулась и не увидела мое перекошенное лицо. Мне еще жалости не хватало. Я за ее проявление в свой адрес уже готов убивать!
Ни хрена так не пойдет, Амелина! У меня будет твое «да»!
— Ты здесь, — на крыльце появляется Ник. — Холодно же, — передергивает плечами. — Чего случилось? Бледный.
— Да так, — отмахиваюсь.
— Брат, случилось чего?! — повторяет свой вопрос. Переживает. — Может в больничку? Спина?
Спина… она ноет. Почему? Обычно не так. Просто стреляет и отпускает. Это нормально. А сейчас ненормально. Закрываю глаза, выдыхаю. По коже мурашки бегут. Замерз. На улице легкий минус, а я в одной рубашке.
— Деду позвоню, пусть забирает тебя, — заявляет Никита.
— Только попробуй! — рявкаю на него.
— Ты дурак?
—
Брат догоняет, открывает мне дверь. Киваю ему.
Воздух с тепловой завесы приятно обдувает. Прокатываюсь дальше, меня опять пробирает ознобом от контраста температур. Ник обеспокоенно смотрит мне в глаза.
— Может хоть за таблеткой какой сходить? — предлагает он.
— Само пройдет. Дернулся резко. Случайно.
— Держи, — протягивает мне блестящее зеленое яблоко, — апельсинов не было сегодня.
— Спасибо, — вгрызаюсь зубами в сочный, кисло-сладкий фрукт.
Въехав в класс, ложусь лбом на парту. Чьи-то пальцы забираются мне в волосы, явно женские, с ноготками. Перебирают их, массируют голову, случайно царапая. Это не Василина, но я не отталкиваю. Даже не смотрю, кого принесло по мою душу. Хочется ответной ревности от Амелиной. Чтобы вскипело у нее все внутри. Ей пойдет.
— Хороший такой, — узнаю по голосу подружку Соболевой. Не знаю, как зовут. Неинтересно было.
Чего ей от меня надо? Братишка отшил, решила переключиться на бракованную копию?
Чё я злой-то такой сегодня?!
Поднимаю голову. Она вздрагивает, замирает. Стреляю взглядом в сторону. Закусываю губу, чтобы не улыбаться. Амелина, закатив глаза к потолку, отворачивается. Я прямо читаю в ее глазах: «Я так и знала!». Только ни черта она пока обо мне не знает. Это надо исправлять.
— Как зовут? — спрашиваю у подружки местной стервы.
Соболеву там Ник окучивает. Мне отсюда видно, как его наглые руки гладят ее коленку, подбираясь к краю форменной юбки. Брат получает по пальцам. Ржет. Играется он, девочка просто не понимает, уверенная о своей исключительности.
— Настя. Можно я с тобой сяду? — хлопает ресничками миловидная кукла.
— Зачем? — искренне не понимаю.
— Просто так, — пожимает плечами. — Ты тут один совсем.
— Мне нормально. Шоколадку хочешь?
Не дожидаясь ответа, отдаю ей швейцарский с фундуком. Она тут же его разворачивает, ломает. Одну дольку кладет себе в рот, вторую подносит к моим губам.
— Я с рук не ем, — забираю у нее сладость.
Куксится.
Никита бросает на меня взгляд. Показываю ему большой палец вверх. Походу кто-то сегодня ночевать не придет. Дед будет в ярости.
Я бы тоже сорвался, если бы мог. Потом вместе бы с братишкой огребали. Скучаю по этим временам. Весело было. Из окна первого этажа сбегали или со второго на страховке. Криков потом было, пипец просто, аж уши закладывало, ну и санкции, куда без них. Выхватить страховочными ремнями по ляжкам — как нефиг делать. А мы их тырили и снова сбегали, пока дед решетки на окна не поставил.
В новом доме решеток нет. Пока.
После урока Василина куда-то убегает, а ее подружка задерживается. Вот она-то мне и нужна. Я специально притормозил.