Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
Наконец-то я выключаю свет и ложусь в постель, а затем зажмуриваюсь, что есть мочи, и позволяю себе рухнуть в воспоминания. В первую же секунду ловлю дрожь в своём животе, а затем вся покрываюсь мурашками с ног до головы и, словно Алиса, падаю в глубокую кроличью нору.
Облизываю губы, будто бы пытаюсь уловить вкус языка Басова, а в следующее мгновение, понимая, что именно я делаю, фыркаю и вытираю ладонями губы.
— О-о, — утыкаюсь головой в подушку и ругаю себя всеми известными нелицеприятными эпитетами. И всё только потому, что в голове
А что бы я почувствовала, если бы Ярослав всё-таки засунул свой язык мне в рот?
А что бы было дальше, если бы я не остановила его, когда он полез под мою юбку?
И словно наяву громом гремят его последние слова:
— Спорим, тебе понравится?
Ох, да не в жизнь!
Но Басов ведь не только это мне предлагал, а ещё стать его девушкой. М-да... неприятности с Мартой Максимовской и компанией в таком случае показались бы мне детским лепетом по сравнению с тем апокалипсисом, что мне могла учинить мать, когда эта расчудесная новость дошла бы до её ушей.
Так что, поцелуи и прикосновения — это, конечно, всё очень волнительно, но я как-то ещё жить хочу. А потому, мне просто критически необходимо забыть о том, что произошло между мной и Ярославом. Ну или почти произошло...
Так что, наверное, надо бы ещё раз, но теперь уж очень жёстко поговорить с парнем на предмет того, что не нужно бегать за мной по школьным коридорам, лезть целоваться и пытаться задрать юбку.
Ибо мне это всё архинеприятно. И вообще, что ему девчонок мало? Мне и так проблем хватает, а тут он со своими руками загребущими и языком наперевес бегает, словно шальной.
Пора это всё прекращать.
Вот только на следующий день Басов в гимназию так и не явился, хотя я исправно выглядывала его высокий, поджарый силуэт на каждой перемене. И Рафаэля тоже не было видно. А на последнем уроке Дина Шевченко и вовсе огорошила меня новостью, что оба парня загремели в полицию из-за драки.
Кто кого избил, зачем, почему и как сильно, так и осталось для меня загадкой.
Да и о чужих проблемах мне скоро пришлось позабыть, потому как на кривом небосклоне моей жизни неожиданно нарисовался ещё один ахтунг.
Вечер. Очередное богослужение. Я рву связки в церковном хоре, стараясь не подвести мать, которая смотрит на меня с улыбкой, но предупреждающе. И я не имею право на ошибку.
Когда же всё заканчивается, родительница остаётся о чём-то болтать с особо благочестивыми прихожанами, а мне от копоти сотен свечей становится душно, и я даю понять, что хочу покинуть храм. Мать согласно мне кивает, и я тут же рвусь к выходу.
Да так и примерзаю ногами к граниту бесконечных церковных ступеней, потому что всего в нескольких метрах от меня, за высокой кованной оградой стоят Марта, Стефания и Регина.
И они смотрят прямо на меня. На мой платок. На библию в руках.
Смотрят. Снимают на камеру.
И ржут.
Вероника
Внутри
И плевать им, что с тобой не так, если кучка условных небожителей поставили себе за цель мелочно и гадко самоутвердиться за твой счёт. И уже неважно, что ты будешь предпринимать дальше. Хоть бы и слился с серой массой, пытаясь не выделяться и не отсвечивать. Всё пустое, ибо цель уже выбрана.
И я прекрасно это понимала.
Неспроста эти девочки появились тут. Они как стая голодных, озлобленных гиен, идут за мной по пятам, в ожидании, когда же их добыча окончательно сдастся, споткнётся и упадёт.
Но это же не всё. Я, идиотка махровая, поведала кучу душещипательных историй про родную мать, по сути, постороннему человеку — Ярославу Басову. И где гарантия, что он не раструбит приукрашенную версию рассказанного мной всей школе, когда узнает, что я из религиозной семьи?
Это же так необычно, свежо, душещипательно и забавно!
А потому я тут же разворачиваюсь и бегу обратно, а затем максимально долго тяну время.
— Вера, пора домой, — кивает мать на выход, но я отрицательно машу головой, придумывая сто причин задержаться.
Поставить свечку. Помолиться. Сходить в туалет.
— Что-то живот скрутило, мам. Ох, совсем не могу идти. Давай чуть посидим, я дух переведу?
И только спустя добрых полчаса я всё-таки рискнула высунуть нос из церкви, а там уж и облегчённо выдохнуть, когда поблизости не обнаружилось никакой опасности. Вроде бы пронесло.
А уже дома, ужиная на кухне, я неожиданно узнала деликатные подробности того, куда пропал Басов на пару с Аммо. И рассказала их мама, переговариваясь с бабушкой и не обращая на меня никакого внимания.
А Васька слушает да ест.
— Помнишь, про ученика тебе своего непутёвого рассказывала? Ну про того, чей родственник со взятками ко мне приезжал.
— Припоминаю, — кивнула бабуля, — бесноватый?
— Ага. В полицию загремел, — немного театрально хлопнула в ладоши мать и закатила глаза, принимая я-же-вам-говорила вид.
— На всё воля Божья, Алечка, — перекрестилась баба и добавила, брезгливо поджимая губы: — Туда паршивцу и дорога.
— Услышал-таки Всемогущий мои молитвы! — вознесла мать руки к потолку и тоже осенила себя крестом.
— Что натворил?
— Парня избил до полусмерти.
— Ох...
— Ещё и Аммо втянул во всё это зло, бесстыдник!
— А, этот твой литературовед?
— Да! Рафаэль — самый способный ученик в классе. Такой милый мальчик! Ой, мама, ты бы слышала, как он стихи читает. Так бы и слушала бесконечно. А какие сочинения пишет? А как правильно говорит! Спокойный, выдержанный, воспитанный... Начитанный! И с этим идиотом Басовым якшается. Ох, не доведёт он его до добра, помяни моё слово.