Спорная антипатия
Шрифт:
Тот осёкся, сразу замолчав и не зная, что ответить. Быть может, Сакура была права, и он действительно ничего не делал, чтобы она и вправду его полюбила так же искренне, как того урода с ирокезом? Вздохнув, парень опустил голову, задумавшись и слегка покачав головой: за свои слова она должна непременно ответить, тем более сказанные таким тоном. Думает, что выглядит умнее его? Думает, что она и вправду самая умная здесь, в этой квартире, в этом доме, в этом городе?
– Это уже совсем другой разговор, а я сейчас о том, что ты вообще с ним делала. По-моему, вы не просто так разговаривали. Если бы он тебя просто так провожал домой… тогда зачем нужно было его обнимать?! И вообще… неужели тебе не противно?
– недоумённо посмотрел на неё Ким, для полной убедительности сморщив нос в доказательство
– Противно разговаривать сейчас с тобой… - покачала головой девушка, после короткой паузы направившись в сторону спальни, тяжело вздохнув.
Ей не хотелось разговаривать с ним сейчас вообще. Почему Ким не может понять того, что он противен ей? Хм, какой же странный парадокс… он считает, что Саске должен быть ей противен, верно? Но сам-то он мог посмотреть на себя со стороны хотя бы один раз, когда, к примеру, возвращался домой с работы? Сакура уже не помнила, когда видела на его лице искреннюю улыбку: одна фальшь, одна бесполезная ложь прямо ей в лицо, слушая которую она не чувствовала безмерное счастье и глубокую веру.
– Почему? Обниматься с этим уродом, значит, не противно, а со мной, с тем, кого ты любишь, тебе разговаривать противно?
– удивлённо и с каплей насмешки в голосе поинтересовался Ким, вздёрнув тонкую бровь и воззрившись на Сакуру так, словно она совершила самую глубокую ошибку в своей жизни.
Этот взгляд был осуждающим, и несмотря на то что девушка прошла в комнату, Ким направился следом за ней, намереваясь расставить все точки над «и» и решить всё за один вечер. Ему надоело то, как она относится к нему, и Ким не чувствовал себя эгоистом. Более того, он считал, что это нормально, так относиться к девушке и считать её своей собственностью. Он не хотел признавать, что не понимал, что такое любовь — было бы глупо вот так сказать Сакуре, что он и вправду тупой идиот, а этот панк, с которым она общается (а может, и не только), значительно лучше.
– Потому что все, что ты делаешь, ты делаешь только для себя. На мнение окружающих тебе параллельно, ведь - согласись, чего греха таить - ты любишь только себя, а мной прикрываешься… - тихо произнесла девушка, однако всё же немного пугливо посмотрела на парня.
Комната для неё стала своеобразным пленом. Уж лучше бы она оставалась в коридоре, где был шанс выбежать на лестничную площадку, чем была здесь, в небольшом квадратном помещении, вход в который загородил теперь высокий молодой человек, скрестив руки на груди, и Сакура понимала, что она отсюда не выйдет. Это походило на дрессировку в цирке: Ким взял на себя образ некого укротителя, пытающегося усмирить дикую пантеру, которая шипела, кусалась и царапалась, сидя на цепи. Однако эта цепь вскоре должна была порваться - Сакура точно была в этом уверена…
– Если бы я тебя не любил, я бы не говорил тебе сейчас всё это!
– всплеснул руками молодой человек, удивлённо глядя на неё.
– По-твоему, ревнивые выходки – это для тебя любовь?
– скорее всего, это был больше риторический вопрос, нежели тот, которому нужен ответ. Ким немного растерялся, приоткрыв губы, но тут же покачал головой, вновь повысив голос:
– Ты приходишь домой позже положенного, тебя провожает практически до двери какой-то урод, а ты ещё говоришь, чтобы я тебя не ревновал?
Тут уже стало совсем невыносимо это терпеть. Сакура резко опустилась на диван и схватилась за голову, опустив её к коленкам, издав какой-то угрожающий рык. Было понятно, что она больше не хотела об этом говорить, а уж тем более ей не доставляло удовольствия слушать такое от Кима. Как этот человек смеет называть Саске… так… так унизительно? Неужели он думает, что, оскорбляя другого, выглядит куда лучше и мужественнее? Сакура уже не видела в этом человеке настоящего мужчину: Ким был слабым, трусоватым, временами эгоистичным и самовлюблённым. Что уж там, когда Сакура просила забрать её с работы, — это случалось редко, но бывало, когда девушка уж очень сильно уставала, - он отказывался и сваливал всё на то, что у него был сложный день. Разве это делает Кима настоящим мужчиной?
– Не называй его уродом!
– наконец закричала девушка, не выдержав и прямо
– Я тебе никогда не давала поводов ревновать меня ко всем. Однако тебе всё равно… а этого человека я люблю, и мне всё равно, что ты сейчас мне скажешь.
Тут уж, казалось, сказать и нечего… Ким и не нашёл, что ответить, приоткрыв рот пошире и посмотрев, как девушка старается пройти мимо его и протиснуться в дверном проёме. Сжав от ярости зубы и стиснув губы в тонкую полоску, она прикрыла глаза, направившись в коридор. Хотелось попросту уйти, несмотря на то что Ким это осудит… более того, Сакуре было наплевать на это. Казалось, только сейчас она посмотрела на него так, как должна была смотреть в самый первый день их знакомства. Подумать только, какая иллюзия может произойти и как легко можно запудрить мозги молоденькой девушке, даря плюшевых медвежат, не так ли?
Далее произошло то, что Сакура совершенно не ожидала, и это было будто сделано в замедленно съёмке. Кима, казалось, больше ничего не останавливало после того, что она сказала. Более того, она уже не любила его — Ким это понял. Развернув её к себе за плечо резким движением, он зарядил такую же резкую, больную, с оттяжкой пощёчину.
– А я и предположить не мог, что ты такая шалава, когда познакомился с тобой, - выплюнул он, с яростью посмотрев на Сакуру.
Та испуганно вытаращила глаза. Наступило такое гнетущее молчание, а казалось, что в голове трещали электрические, натянутые провода. Прикрыв глаза, она осторожно прикоснулась прохладной ладонью к горящей щеке, ахнув. Боль… боже мой, какую боль она сейчас испытывала, не столько физическую, сколько моральную. Щека яростно горела, однако Сакуре было уже наплевать на это: сердце обливалось кровью, а вся иллюзия того, что в Киме осталась хоть одна частичка понимания и любви к ней, мгновенно рушилась на глазах, будто руины древнего ацтекского города. Она опустила длинные ресницы, на глаза тут же навернулись слёзы невыносимого разочарования и отчаяния. Это, казалось, даже грызло изнутри. Так обычно вгрызается голодная собака, облезлая и покрытая лишаем, в брошенный ей кусок мяса.
– Поднять на девушку руку? И какой же из тебя после этого мужчина?
– прошептала Сакура дрожащим голосом, так и не поднимая глаз.
– По крайней мере, получше, чем этот твой… и где ты только его откопала?
– поинтересовался Ким так, будто бы даже и не поднимал руку на Сакуру.
– Не твоё дело!
– крикнула она, оторвав наконец руку от щеки и гневно воззрившись на него.
Она тяжело дышала, едва не плакала, а из горла вырывались шипящие и свистящие звуки, нарушающие воцарившуюся на одно мгновение тишину. Сакуре хотелось плакать, практически упасть от бессилия и лежать прямо здесь, на грязном полу коридора, поджав под себя коленки и всхлипывая, прикасаясь к обиженной щеке. Ладонь у него была широкая, тяжёлая, била с такой неприятной оттяжкой, что на мгновение ей показалось, будто бы вместо с его ударом сорвались и частички кожи. «Саске бы никогда не поднял на меня руку», - внезапная мысль, посетившая голову… однако такая светлая и приятная. Сравнивать его с Кимом было уже в порядке вещей, и Сакура отдавало предпочтение, конечно же, Учихе. Она понимала, что это эгоистично по отношению к Киму… жаль только, что он сам не понимал, как должен вести себя по отношению к Сакуре.
– Как раз таки моё, - Ким резко подошёл к ней, схватив за волосы, сжав в ладони густой хвост розовых волос и потянув на себя.
– Ну, и где ты его нашла?
– Он сам нашёл меня, - девушка тут же зашипела ему в ответ, нахмурившись и слегка прогнувшись в спине, чтобы немного уменьшить боль.
Она уже не удивлялась его действиям после этой пощёчины. Она чувствовала себя этакой безвольной куклой, которая не сможет сделать ничего против своего марионеточника. На глаза снова навернулись слёзы боли и раздражения одновременно — Ким не отпускал, а оттянул ещё больше, оскалившись и злобно посмотрев прямо в лицо девушки. Очевидно, ему нравилось видеть страдание на её невинном лице… это было красиво для него. От наблюдения за сменой эмоций на её лице, вплоть до сильного сморщивания носа и зажмуривания глаз до катящихся по вискам слезинок, он получал какое-то извращённое удовольствие.