Спорная антипатия
Шрифт:
Говорят, что взрослым становишься тогда, когда понимаешь, что такое смерть. Наруто понял это, когда родители не пришли и через месяц. Он никогда не думал ничего плохого о них, никогда в его блондинистую голову с растрёпанными волосиками не приходила мысль о том, что они могли его бросить и оставить на попечение бабушки… нет, вовсе нет! Просто в один самый ужасный для Наруто день они куда-то ушли. Именно туда, откуда не возвращаются.
Никогда прикосновения любимой бабушки не могли заменить поглаживания по голове мамы, никогда её бархатистый голос не мог заменить того отцовского голоса, который пел для Наруто колыбельные песенки и рассказывал сказки… Наруто постепенно понимал, что такое смерть, осознавал это с каждый минутой, медленно, но уверенно, и каждый
Он хотел бы прижаться к своей любимой маме в такие моменты, хотел зарываться носом в её приятно пахнущие чем-то сладким, буквально карамелью, волосы, обнимать её и тихонько краснеть от того, что она рядом с ним, что именно эта красивая и ласковая женщина – его мама. Он хотел бы благодарить её за то, что она родила его, что именно она подарила ему жизнь, а не кто-то другой.
Он готов был вечно смеяться с ней, рассказывать то, что происходило в первом классе начальной школы и виновато смотреть на неё за плохие оценки, полученные за поведение, или малейшие провинности вроде разбитого горшка с цветком, упавшем с подоконника при особо активных играх в классе. Но её рядом не было. Не было рядом её ласковых тёплых рук, которые обязательно бы всегда пожалели Наруто и прислонили к себе, поглаживая светлые волосы, не было того любящего взгляда, не было этой материнской нежности, которую получали остальные дети и на которых Наруто смотрел с некой завистью в светло-голубых глазах.
Сироты никогда не завидуют… они не завидуют людям, которые имеют много денег или какую-то красивую вещь, они не завидуют одноклассникам, хвастающим дорогим компьютером, подаренным на день рождения. Сироты завидуют только тогда, когда их ровесники начинают рассказывать про то, как родители не выпустили их гулять, а заставили делать уроки, как они не съели ужин, приготовленный любящей матерью, только потому, что он недосоленный, как на них накричал отец за чрезмерное сидение за компьютером и пустую трату времени… и как бы Наруто – сироте, оставшемуся одному всего в шесть лет, – хотелось сидеть дома и делать уроки, а после проверять их с родителями, с удовольствием поедать приготовленный мамой ужин, несмотря на его недосоленность, слышать, как отец кричит на него за постоянное сидение у монитора…
В очередной раз Наруто от такого тихонько прослезился, пока никто этого не видел. На ярко-голубые глаза навернулась эта противная плёнка, будто пакет с голограммой, закрывший видимость, и Узумаки моргнул, стараясь согнать её прочь. Он уставился в одну точку на стене, всматриваясь в неё, будто она была самым ценным предметом в этой комнате. Невольно он мотнул головой, а после опустил длинные светлые ресницы, еле слышно вздохнув.
Нужно было проветриться… и, конечно, Наруто не стал откладывать это занятие на потом, как обычно бывало – он поднялся с места, бросив на себя быстрый взгляд в зеркало и посильнее растрепав волосы, а после, нацепив на тонкое запястье кожаные браслет, вышел из тату-салона, закрыв его на ключ.
На улице всё было так же, как и всегда. Тепло, даже немного жарко, и совсем не раздражало пение птиц, когда Наруто шёл по тротуару. Некоторые люди со странностью в глазах смотрели на него, не понимая, почему высокий молодой человек, довольно стройный и красивый, одет именно так, а не в каком-нибудь дорогом костюме.
На это Наруто только привычно пожимал плечами, будто бы извиняясь, и проходил дальше, ничего не говоря потенциальному собеседнику, не решившемуся задать подобный вопрос. Он сунул руки в карманы, шёл медленно, выпрямившись, но при этом глядя себе больше под ноги, а не на людей. Вскоре он даже слегка повеселел, принявшись тихонько насвистывать себе под нос, и слегка прикрыл голубые глаза, глядя вперёд.
Скорее всего, Узумаки сейчас меньше всего волновал вопрос о том, где сейчас Саске и чем он занят. Оно и понятно – его лучший друг отправился в кафе к Сакуре и до сих пор не вернулся, исчезнув рано утром. «Боже мой, неужели провести там весь день собрался? – с неким презрением подумал Узумаки, слегка нахмурив светлые брови. – Он бы им ещё посуду перемыл в знак признательности, отработал себе на завтрак». Хмыкнув, он пнул ногой какой-то особенно мешающий ему камушек носком кеды, а после даже как-то мысленно пожалел его, с грустью посмотрев тому вслед, подумав, что и холодному камню тоже может быть больно. Опустив глаза, он остановился возле магазина, принявшись доставать пачку сигарет из заднего кармана.
И в этот момент сразу произошло несколько вещей, которые воспроизвелись для Узумаки будто в замедленной съёмке…
Наруто потом даже показалось, – по святой наивности, конечно, – что всё это случилось по той причине, что он всего лишь уронил пачку сигарет, по чистой случайности выпавшую из его кармана и с неким глухим треском ударившуюся об асфальт. Возможно, было бы совершенно другое развитие событий, если бы Наруто не уронил эти чёртовы сигареты и если бы не наклонился за ними, желая поднять, конечно, смачно выругавшись себе под нос. Буквально через секунду он поднял глаза, заметив, что ярко-рыжий мячик с изображением каких-то диснеевских персонажей покатился по тротуару и, будто назло своей маленькой хозяйке, остановился на проезжей части.
Насколько наивны дети, Узумаки знал не понаслышке, и тут же вытаращил голубые глаза, сосредоточившиеся на четырёхлетней малышке в очаровательном белом платье, спешащей прямо за своей игрушкой на дорогу. Хотелось крикнуть ей, чтобы она повернула обратно, но Узумаки знал, что она испугается и побежит ещё дальше, а может, и остановится, и тогда её точно собьёт машина. Девочка с радостным, весёлым личиком, широко улыбнувшись пухлыми губками, обнажая ровные зубки, бежала за мячиком едва не вприпрыжку под общие возгласы испуганных женщин на улице. Казалось, что ещё секунда – и дорогая тонированная «Шевроле» собьёт её насмерть.
Заскрипели тормоза, раздался истошный визг какой-то пожилой женщины, шёпот и громкие переговоры между людьми, но Узумаки вовремя среагировал, сорвавшись с места, и побежал к девочке. Он хотел спасти её во что бы то ни стало, сохранить эту наивную маленькую жизнь, которая так невинно бежала маленькими босоножками по асфальту, стремясь настигнуть свой мячик, ничуть не обратив внимания на скрипящие рядом шины. Её кудрявые тёмные волосы, заплетённые в два высоких хвостика, развевались от порыва ветра, летящего от «Шевроле». Она, казалось бы, даже не поняла того ужаса, который только что пережила, и испуганно вытаращила зелёные глаза, когда оказалась на руках у Узумаки, мгновенно перебежавшего дорогу под возмущённые сигналы машин. Сердце гулко колотилось в груди, а сам он придирчиво и как-то судорожно осматривал девочку, искренне надеясь, что она не пострадала.
Где её мать – он не знал. Где родители, которые должны приглядывать за своим чадом? И эти разинувшие рты люди, не пошевелившие даже пальцем, чтобы спасти маленького ребёнка… как раздражали, сейчас столпившись вокруг Узумаки и пытавшиеся вынести свой вердикт по поводу того, куда нужно везти девочку, чтобы её осмотрели. Возмущались и по поводу родителей – как просто осудить чужих людей, не имея собственного ребёнка, верно? Маленькое чудо лет четырёх на руках Наруто расплакалось, так что личико его раскраснелось, и прижалось теснее к своему спасителю, вцепившись маленькими пальчиками в широкие плечи Узумаки. Тот принялся поглаживать девочку по голове успокаивающими движениями, слегка улыбнувшись, и опустил её на асфальт, после присев на корточки перед ней, придерживая за плечи. По её щекам катились крупные слёзы, а в зелёных глазах был весь тот ужас, который ей довелось пережить. И почему эти наивные ангелы не сразу понимают, что происходит, а только потом, когда уже всё практически заканчивается?