Спорные тайны. Часть 2
Шрифт:
Все христианские течения после кровавой резни объединялись вместе только против Руси. И никакое христианство не могло разрушить старинный уклад русской жизни. Вместо капищ стали строить храмы, а народ все равно шел к знахарям и ведунам, которые не мешали жить никому и просили только одного, чтобы и им не мешали жить.
Все время русское общество делилось на русофилов и русофобов. Как только начинали главенствовать русофобы, давя все русское, как сразу им на помощь приходили иноземные орды и только лишь русофилы собирали людей на кровавую битву. Но как только проходила опасность, так снова русофобы начинали поднимать голову, внушая западу надежду на то, что победа возможна. Даже вы можете сегодня определить, кто сегодня находится в большинстве в нашем обществе.
После трех попыток покушения на Васю, я взял его на учебу в наш институт с перспективой перевода в один из филиалов, который готовит государственных служащих высшей квалификации. Только туда принимают при наличии офицерских званий, так что Васе придется изучать и программу среднего военного училища и держать экзамен на командира.
О феноменальных способностях моего ученика, полученных в летних лагерях, я узнал совершенно случайно.
В одном из шикарных столичных отелей проводилось партийное мероприятие. Повел и я Васю, чтобы посмотрел на людей, которые готовятся делать мировую историю, а пока делают политику в регионах и во всей России.
Мы ходили рядом со столами регистрации участников мероприятия, я показывал Васе людей и говорил, кто они такие. Вася смотрел и молчал.
Подходило время начала мероприятия, дали уже третий звонок, но конференц-зал был заполнен едва ли на треть. Люди толпились в туалетных комнатах и не заходили в зал. По фойе стали бегать распорядители, появились люди в белых халатах, один из высокопоставленных работников из курирующей меня организации подошел ко мне и конфиденциально сообщил:
– Давай, подключайся, что-то неясное, то ли вирус, то ли еще что-то, но у людей стали окрашиваться ушные раковины. Окрашиваются в красный и синий цвет. У кого-то окрашено одно ухо, у кого-то - оба, на лбу у некоторых мерцает буква "К". Мы сейчас убираем корреспондентов и развозим заболевших по клиникам.
– Товарищ генерал, а нельзя ли нам составить список пострадавших?
– спросил я.
– Ты что?
– генерал прямо-таки ошпарил взглядом.
– Да это такие люди, про которых говорят, что они в любом деле будут вне подозрений.
– Извините, - сказал я, - буду думать, что к чему и что можно предпринять.
– Вот и думай, на то ты и бином, - процедил генерал и ушел.
Его можно бы и понять, потому что по событию и возможным его причинам будут спрашивать с него, да только крайних он будет искать среди своих или среди непричастных. Положение хуже губернаторского.
– Вася, а ты что думаешь по этому феномену?
– спросил я ученика.
– А что тут думать?
– сказал юноша.
– Красное ухо - казнокрад. Синее ухо - взяточник. Буква на лбу - так это традиционное клеймение разбойников.
– Это твоя работа?
– шепотом спросил я.
– Да разве это работа?
– ответил мальчик.
– Это сортировка. У нас клеймение было отменено царем-освободителем Александром Вторым в 1863 году. Тогда было немало клейм. Ставили их на спину и на лопатку. Например, РЗБ - разбойник, ТАТ - вор, В - тоже вор, Л - лжец, З - злодей, И - изменник, Б - бунтовщик. А вот в 1711 году царь, который в Европу окно рубил, всем рекрутам ставил клеймо в виде креста на локоть, чтобы облегчить поимку дезертиров.
Предложение покаяния
То, что я узнал, меня просто оглушило.
– Ну-ка, - сказал я, - говори, что у меня на лице цветное?
– Да ничего у вас цветного нет, Иван Николаевич, - сказал отрок, - давайте купим вон то мороженое с белой шапкой в вафельном стаканчике.
Я посмотрел, и мне самому захотелось мороженого. Купили по стаканчику. Парень знает толк в сладостях. Я ел его и чувствовал, что это именно то мороженое, которое продавалось в ГУМе, в хрустящем стаканчике, пломбир с вареньем и наполнялся не по краям стаканчика, а с горкой. В жизни своей не ел ничего вкуснее гумовского мороженого.
– Что делать-то будем?
– спросил я Васю, кусая мороженое.
– А ничего делать не надо, - сказал мальчик.
– Приедет человек, покается в прегрешениях своих, запишет их на бумажке и даст слово, что больше так не будет делать, у него все и пройдет. А вот если зло очень большое, то пока не пойдет под суд, отметина не исчезнет, а наоборот станет больше. Вместо уха все лицо станет синим или красным, или буквы пойдут по всему телу.
– И что дальше, - спросил я, - покается и больше не будет казнокрадом? Помнится, кое-кто в недавней истории человечества поставил на поток отпущение всех грехов за определенную сумму. Так грешников стало больше, и поступлений в казну служителей Бога тоже больше. И бумажки эти с раскаяниями, индульгенциями назывались.
– Вы еще напомните о суде над представителями одной нефтяной компании, - подхватил Вася, - которая работала себе, богатела от нежданно свалившегося на нее богатства народных недр, и вдруг оказалось, что она прямо пред государевыми очами деньги воровала. Наказали их. Смыли грех наказанием, а перед тем как выпускать на волю, снова решили по тем же делам просудить. Вот это и есть неправосудие. Нельзя по одному делу судить дважды. А тот, кто у нас покается, тот не то, что прощение получит, совесть свою очистит. Суд мирской над ним все равно будет, да только к суду этому придет человек раскаявшийся, награбленное вернет, ордена незаслуженные в казну отдаст, деньги неправедные на благотворительность пустит и дальше работать будет на благо отечества нашего.
Я смотрел на Васю и не узнавал его. Это уже был не мальчик, а рослый юноша семнадцати лет от роду. Три года он со мной изучает науки о естественном и неестественном, одновременно учась по программе общеобразовательной школы и отдыхая в летних лагерях в заветной зоне.
Дневники свои он забросил, потому что на написание дневников нужно время и усидчивость, а при такой нагрузке как у него, на дневники времени не хватает, да и я особо не допытывался, чему он учится у старцев своих. Время придет, сам расскажет. Похвались заранее, а вдруг чего-то не получится?
Рассуждения у Василия совсем не такие, как у нас, повидавших жизнь. Молодое, наивное, с верой в людей, в добрые намерения, в светлое будущее. А разве мы не были такими? Нам казалось, что взрослая жизнь -- это пора свершений, движения вперед, развития, изобретений и открытий, которые улучшат нашу жизнь. И учили-то нас тоже волшебники, написавшие нам "Авиамарш":
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,