Спортивный журналист
Шрифт:
– Люблю в такой денек погулять на воздухе, Фрэнк. Чудесная погода, верно?
Херб окидывает небо взглядом запертого в клетку человека, голова его словно болтается на стебле.
– Погода отличная, Херб.
На недолгое время мы оба усваиваем аляповатый выговор канзасских фермеров, хотя относительно погоды Херб решительно не прав. Сильно похоже на то, что еще до окончания утра снег может пойти снова, и препротивный.
– Знаешь, каждый год, что ни весна, мне в голову лезут мысли о мотоциклах или о том, что хорошо бы купить какую-нибудь крутую тачку. У меня их было четыре,
Херб сидит, глядя в сторону от меня – поверх конька дома напротив, за улицей, в точности такого же, как его, если не считать голубой крыши. За домом, в нескольких кварталах от нас, металлически поблескивает между дворами озеро Уоллед. Грустно слышать, как он говорит о своей жизни в прошлом времени. Свидетельством оптимизма это никак не назовешь.
– Ладно, Фрэнк, как ты хочешь покончить с нашим дельцем? – почти кричит мне Херб все с тем же поддельным канзасским акцентом. Он снова бодро улыбается во весь рот, прихлопывает ладонями по черным пластмассовым подлокотникам своего кресла, – похоже, сильнее всего ему хочется вскочить на ноги и придушить меня. – Можем пойти в дом, можем к озеру прогуляться. Выбирай.
– Давай попробуем озеро, Херб, – говорю я. – Я часто приезжал сюда, когда учился в колледже. Буду счастлив увидеть его снова.
– Клэрис! – ревет Херб, грозно оглядываясь на маленькую парадную дверь дома, ерзая в кресле, дергая его так, чтобы оно развернулось в нужную сторону. Прошлое мое его не интересует, однако ничего преступного в этом нет – оно и меня-то интересует не сильно. – Клэ-э-э-э-эрис!
Дверь отворяется, на веранду выходит худощавая, хорошенькая, очень коротко остриженная чернокожая женщина в джинсах. Я получаю от нее жиденькую полуулыбку.
– Это старина Фрэнк Баскомб, Клэрис. Он собирается сделать из меня посмешище, а я – надрать ему задницу. Мы отправляемся на озеро. Тащи сюда пару плавок, вдруг нам окунуться захочется. – Херб оборачивается ко мне, насмешливо улыбаясь.
– Я постараюсь держаться подальше от него, миссис Уолджер, – говорю я, посылая ей дружескую улыбку, такую же хилую, как ее.
– Херб обожает болтать о купании. – Взгляд Клэрис, устремленный на мужа и полный терпения, словно дает понять, что он так и не выросший озорной мальчишка.
– Ладно-ладно, не позволяй ей заводить ее всегдашнюю волынку, – рокочет Херб и ухмыляется.
Это их личное представление, странно, однако же, видеть, как в нем участвуют люди столь молодые и принадлежащие к разным расам. Хербу не может быть еще и тридцати четырех, хоть он и выглядит на пятьдесят. А для Клэрис уже началась та долгая, бесцветная, неопределенная средняя полоса жизни, когда возраст перестает быть верной мерой пережитого. Возможно, ей лет тридцать, однако она жена Херба, и этот факт отодвигает все остальное – расу, возраст, надежды – в тень. Они похожи на пенсионеров, не получивших того, на что он или она рассчитывали.
Оглянувшись на Херба и обнаружив, что он уже выехал на улицу, я прощаюсь с его маленькой женой коротким взмахом ладони, получаю в ответ такой же и пускаюсь вдогонку за креслом.
– Ну ладно, Фрэнк, так о чем ты собираешься навалить кучу вранья? – резко спрашивает Херб,
Вот и еще одна с выстроившимися вдоль нее островерхими домами – перед некоторыми стоят жилые автофургоны и лодочные прицепы, – затем шоссе, ведущее к скоростной магистрали, по которой я сюда приехал, а за ним озеро, чей берег усеян коттеджами, несомненно принадлежащими в основном жителям большого города – полицейским, преуспевающим торговцам автомобилями, отставным учителям. Двери заперты, окна закрыты на зиму ставнями. Место не так чтобы приятное, убогое летнее поселение, состоящее из не блещущих красотой бунгало. Отнюдь не в таком соседстве я ожидал увидеть человека, бывшего некогда лучшим игроком Национальной футбольной лиги.
– Думаю рассказать свежие новости о Хербе Уолджере, Херб. Что он поделывает, каковы его планы, как обходится с ним жизнь. Может быть, написать о его характере что-то, способное подбодрить людей, переживающих трудное время. Дать им, попавшим в пиковое положение, толику оптимизма.
– Ладно, – соглашается Херб. – Супер. Супер.
– Уверен, читателям будет интересно узнать о твоей работе духовного наставника. О том, как парни, с которыми ты вместе играл, берут пример с тебя, сделавшего все возможное и еще полстолька. Что-то в этом роде.
– Этим я больше заниматься не буду, Фрэнк, – сурово сообщает Херб и еще сильнее налегает на колеса кресла. – Собираюсь уйти оттуда.
– Почему, Херб?
Не лучшая новость для начала статьи.
– Да мне ничего там толком сделать не удается, Фрэнк. Слишком много всякой херни под ногами путается.
Шоссе, отделяющее нас от озера, мы пересекаем в неловком молчании. Снег здесь почти весь растаял, осталась лишь его серая корочка на обочине, заваленной сором, который выбрасывают проезжающие. Сто лет назад этот край был лесистым, озеро – величественным и прекрасным. Идеальное место для пикников. Теперь же оно загублено домами и автомобилями.
Херб спускается к берегу по бетонному скату для лодок, что тянется меж двух обнесенных заборами коттеджей, чьи окна заколочены досками, поднимается, яростно крутя колеса, на дощатый причал. За озером видна скоростная магистраль, на берегу за коттеджами поднимаются над кронами деревьев «русские горки». Где-то рядом с ними стояло «Казино», однако теперь и следов его не видно.
– Занятно, – говорит Херб, едва перед ним открывается озеро. – Когда я только-только увидел тебя, твою голову окружал нимб. Большой, золотистый. Ты его замечал когда-нибудь, Фрэнк?
Херб рывком обращает ко мне свое большое лицо, улыбается и снова поворачивается к пустому, ровному простору воды.
– Никогда, Херб.
Я присаживаюсь на сваренные из труб перила, которые тянутся к концу причала, где покачиваются на мелководье две алюминиевые лодки.
– Нет? – переспрашивает Херб. – Ладно.
Несколько секунд он молчит, думая о чем-то, потом произносит, не глядя на меня:
– Я рад, что ты приехал, Фрэнк.
– Я тоже, Херб.
– Знаешь, Фрэнк, меня иногда такая злость берет. Пропади она. Просто киплю весь.