Споры об Апостольском символе

Лебедев Алексей Петрович

Отсюда видно, что Гарнак признает действительными только такие евангельские чудеса, какие могут быть совершены и в наше время, при помощи внушения или гипноза. Вообще он находит, что рассказы о чудесах не составляют существенного элемента в Евангелиях. Достойно замечания, говорит он, что и Сам Иисус не придавал своим чудесам такого решительного значения, какое стал придавать им евангелист Марк, а за ним и все остальные. Иисус голосом сожаления восклицал: «Если бы вы не видели знамений и чудес, то не поверили бы Мне». [20]

20

Нужно знать, что в данной книге Гарнака не находится точных цитат и вообще нет никаких принятых в научных сочинениях ссылок на источники.

Затем Гарнак обращается к описанию личности Господа Иисуса Христа и Его дела. Наши Евангелия, говорит он, как известно, не рассказывают нам

истории развития Иисуса; они повествуют лишь о Его открытой деятельности. Правда, в двух Евангелиях сообщаются сведения о рождении Его, но мы оставим их в стороне. Для нашей цели они остаются без значения. Сами евангелисты в своих рассказах не возвращаются к этим сведениям и не указывают, чтобы Иисус так или иначе упоминал о событиях, относящихся к Его рождению. Напротив, те же евангелисты сообщают, что мать и братья Его совершенно изумлены были Его выступлением на общественную деятельность и не могли понять этого. Также ап. Павел молчит о рассматриваемых нами событиях, так что можно считать за верное, что древнейшее предание не знало истории рождества Иисуса. — Нужно ли нам разъяснять, что все это говорится Гарнаком, чтобы дать знать своим слушателям и читателям, что рассказ евангелистов о рождестве Иисуса Христа лишен вероятия? — Мы вообще ничего не знаем, продолжает немецкий ученый, из тридцатилетнего периода жизни Иисуса до вступления Его на общественное служение. Мы лишены возможности составить то, что называется биографией. Мы имеем сведения, относящиеся к одному или двум годам Его жизни и деятельности.

Тем не менее мы можем составить себе понятие о том, чего хотел достичь Иисус, как Он действовал и какое значение имеет Он для нас.

Мы не знаем ничего о первых тридцати годах жизни Иисуса, а сам Он, как видно из Евангелий, не почитал нужным сообщить чтолибо об этом Своим ученикам. Однако мы не лишены некоторой возможности сообщить нечто об этой поре Его жизни, хотя бы в смысле отрицательном. Во–первых, очень невероятно, чтобы Он прошел через школу раввинов; ни при одном случае Он не выражается так, как стал бы выражаться тот, кто получил технико–теологическое образование и воспринял искусство ученого экзегезиса. Как ясно это, например, заметно в посланиях ап. Павла, слушавшего уроки иудейских теологических учителей! Ничего такого не находим у Иисуса. Он жил Священным Писанием, оно было Его движителем, но Он не был профессиональным раввином.

Есть мнение, что Иисус принадлежал к одной иудейской секте — ессеев, и от них заимствовал Свое учение. Но Гарнак отвергает эту гипотезу. Ессеи были большие формалисты, законную чистоту простирали до последней степени, притом они были приверженцами аскетических воззрений; но ни того, ни другого мы не найдем ни в жизни, ни в учении Иисуса. Ессеи вообще отличались узким кругозором.

Еще. В образе жизни и в речах Иисуса нельзя отыскать никакого отношения к эллинизму. Почти удивляться нужно этому, замечает Гарнак. Ибо Галилея, место жизни и деятельности Иисуса, была наводнена греками, здесь говорили тогда по–гречески во многих городах, как теперь по–шведски в Финляндии. Здесь находились в то время греческие учителя и философы, и едва ли можно допускать, что Иисус оставался незнаком с их языком. И тем не менее о каком–либо влиянии на Него идей Платона и стоицизма, хотя бы в какой–либо популярной переработке, и речи быть не может.

Обращаясь к изложению проповеди или учения Иисуса Христа, Гарнак заявляет, что напрасно мы стали бы искать что–либо очень новое в этом отношении. Он соглашается с теми исследователями (например, Велльгаузеном), которые говорят: «Что благовествовал Иисус, что возвещал Иоанн раньше Его в своей проповеди покаяния — все это находим у ветхозаветных пророков, это даже можно открыть в иудейском предании времен Иисуса. Сами фарисеи учили, собственно, тому же, но, к сожалению, рядом с этим они имели много такого, что затемняло это, извращало и лишало его силы. Фарисеи требовали еще тысячи вещей, которые они считали за религию и которые им казались столь же важными, как милосердие и справедливость. Все стояло у них, фарисеев, на одной линии, доброе и святое составляло лишь узор на широкой чувственной ткани, все переплелось между собой». Но спрашивается: что же было нового в проповеди Иисуса? В монотеистической религии, отвечает Гарнак, нет места для такого вопроса. Иисус, с точки зрения этого ученого, не проповедовал ничего особенно нового. Но зато Он возвещал учение с силой, не как книжники и фарисеи, — таково было впечатление, какое получали от Его личности и проповеди Его ученики. Его слова были для них «словами жизни», семенами, которые взошли и принесли плод — вот что было нового, утверждает Гарнак. Этот ученый старается показать, в каких отношениях учительство Иисуса отличалось от учительства профессиональных учителей иудейских того времени, книжников и фарисеев, а потому говорит: они представляли себе Бога каким–то деспотом, наблюдавшим за церемониалом служения Ему, а Иисус, так сказать, дышал в присутствии Божества. Они созерцали Его только в Его законе, который ими превращен был в лабиринт запутанных дорог и тайных выходов, а Иисус видел и чувствовал Бога повсюду. Они владели тысячью заповедей от имени Бога и были уверены потому, что будто знают Его, а Иисус имел только одну заповедь от Бога (замечу от себя, для меня не

ясно, о какой такой заповеди говорит здесь Гарнак), и, однако же, Иисус знал Его, т. е. Бога. Они сделали из религии дело земное (нет ничего более ужасного, добавляет Гарнак), а Он возвещал живого Бога и достоинство нашей души. Величие и сила проповеди Иисуса заключались в том, что она была так проста и в то же время так богата; она была так проста, что исчерпывалась каждой главной мыслью, какую Он выражал, но она, проповедь, была и так богата, что каждая из этих мыслей является неисчерпаемой — и мы не в состоянии когда бы то ни было усвоить содержание Его изречений и Его притч.

Вот в каком виде Гарнак изображает нам Спасителя (Которого он, впрочем, никогда не называет этим именем), Спасителя, в отличие от других иудейских учителей Его времени. Старания его в этом случае очень энергичны. Но, к сожалению, мы напрасно стали бы уверять себя, что мы теперь понимаем, в чем заключается идеальная высота личности Основателя христианства. Громкие фразы не в состоянии уяснить нам значение Того, Кто открывал Собой новую эпоху в истории человечества.

Еще менее определенности найдем, когда ознакомимся с характеристикой учения Иисуса Христа, какую находим у Гарнака. В чем же оно заключалось? Оно, по уверению этого исследователя, не ново; и действительно, оно выходит у Г арнака настолько не новым, что можно только удивляться, каким образом такое учение победило мир. Учение Иисуса Христа он сводит к трем основным пунктам: 1) Царство Божие и его пришествие, 2) Бог есть Отец, а человеческая душа имеет бесконечную ценность, 3) высшая (лучшая) справедливость и заповедь — о любви.

Вот разъяснения, какие дает Гарнак относительно этих пунктов. Разъяснения эти не представляют ничего оригинального для личности Основателя христианства, а иногда даже прямо оскорбительны для Него.

Проповедь Иисуса о Царстве Божием, говорит Гарнак, заключает в себе предсказания ветхозаветных пророков о будущем видимом Божием владычестве на земле, с одной стороны, и представления о внутреннем пришествии Царства Божия, открывающегося со времени посланничества Иисуса.

Эта проповедь охватывала оба эти полюса, между которыми находится много ступеней и нюансов (т. е. противоречий, хочет сказать немецкий ученый). На одном полюсе Царство Божие является как чисто будущее, и самое Царство это представляется как внешнее владычество Божие, а на другом полюсе оно является как нечто внутреннее, и оно уже наступило, уже открылось в настоящее время.

Гарнак чувствует, что такое разъяснение не удовлетворяет читателя, что его смущает противоречивость и неустойчивость воззрений Иисуса Христа на Царство Божие. А потому он считает нужным сделать такого рода успокоительное замечание: «Я думаю, по прошествии нескольких столетий будет найдено много противоречивого в тех идеях, которыми мы живем, и станут удивляться тому, что такое положение вещей нас не обеспокоивало». При этом случае Гарнак выражает сентиментальную мысль, что наши будущие судьи будут к нам снисходительны. Какое отношение имеет это к занимающему нас вопросу — судите сами.

Говоря о том, в чем состояло учение Христа о Царстве Божием, Гарнак между прочим замечает: «Не может быть никакого сомнения в том, что представление о двух царствах, царствах Бога и дьявола, о их взаимной борьбе и о будущей последней борьбе, в которой дьявол будет поражен и на земле, как ранее он был низвержен с неба, это представление Иисус просто разделял вместе со Своими современниками». Другими словами: Иисус Христос в указанном отношении так же заблуждался, как и Его современники. Очевидно, биограф Основателя христианства не считает нужным много церемониться с изображаемым им лицом.

Что касается другого пункта учения Христова, а именно провозглашения им высшей (bessere) справедливости, то сущность разъяснения Гарнаком этого пункта сводится у него к тому, что Иисус, по выражению этого ученого, «сильным ударом порвал связь этики (т. е. нравственного учения) с внешним культом и технико–религиозными обрядами». Но ведь это же, заметим, раньше делали все пророки, и в особенности Исаия.

В таких–то чертах Гарнак излагает учение Христа. Ясно, он отвергает мысль, что Христос возвещал новые религиозные истины; по мнению немецкого ученого, в учении Христа не находилось ничего догматического. При другом случае это мнение Гарнак выражает прямо и решительно. Он говорит: «Евангелие не есть какое–либо теоретическое учение. Иисус имел Своим назначением возвестить волю Божию о том, что Бог есть наш Отец и раздаятель милости (Vergelter)». И никакому другому «исповеданию» Иисус не учил, заявляет Гарнак. Если же Иисус говорил: «Кто Меня исповедует перед людьми, того Я буду исповедовать перед небесным Моим Отцом», то здесь речь идет о последовании, о том исповедании, которое выражается в расположении и деятельности. «Кто же представляет себе дело так, — утверждает Гарнак, — что будто Евангелие требует какого–то единственно правильного исповедания Христа, тот допускает извращение истины. О Христе мы только тогда мыслим и учим «правильно», когда начинаем жить сообразно с Евангелием. И как в Евангелии нет никакого сложного религиозного учения, так еще менее в нем же можно находить указание, что первее всего нужно принимать и исповедовать какое–то готовое учение. Вера и исповедание христианское появляются в нас с того момента, когда мы отвращаемся от мира и обращаемся к Богу, а самое исповедание есть не что иное, как деятельное обнаружение веры».