Справедливость

Афанасьев Семён

Воздух, кстати, даже на расстоянии отчего-то наполняется каким-то кислым запахом. А может это только кажется?

Когда возвращаемся за стол, Азамат молча ещё раз идёт на кухню, с которой возвращается через пять минут с ещё одним чайником чая, горячей лепёшкой (видимо, разогретой в микроволновке) и парой яблок.

— Рахмет, — кивает Рома, вгрызаясь в одно из яблок. — В тему… Карлик, ты как?.

— Норма, — пожимает плечами Азамат, не испытывая абсолютно никаких из ряда вон выходящих эмоций. — Как говорится, хорошо, что есть наработанные

шаблоны. Вот и пригодилось, кто бы мог подумать…

— И не говори, — Рома отламывает хлеба от лепёшки и кивает на чайник. — Наливай!

— Вопрос. Пока не поздно. — Задумчиво роняет через секунду Азамат, выполняя пожелание Ромы и наливая чай сразу в три пиалы. — Теперь отписываться будет сложнее? О чём нам всем следует договориться прямо сейчас?

— Вам вообще ни о чём, — мотает головой Рома через пять секунд активных размышлений, отпивая чай, дожёвывая яблоко и лепёшку одновременно. — Вы-ка лучше валите отсюда нахрен… В хорошем смысле. Телефонами только все меняемся, а то у меня, Карлик, твоего номера нет.

— Без проблем…

— Итак. Сейчас я сделаю один звонок, — итожит Рома после группового обмена контактами. — Потом поговорим с тобой, Карлик, секунд двадцать. И валите. Далее выйду на связь, как смогу. Это будет лучше для всех…

— Может, давайте, я всё же лучше останусь? — Азамат кивает на тела возле фуры.

Его опять пробивает явно тот же суицидальный мотив, под влиянием которого он собирался пожертвовать собой вместо меня час назад. Не рассматривая и даже не пытаясь найти никаких иных вариантов.

Отдавая должное его явно более чем достойным душевным качествам, не могу не отметить про себя: парень явно в унынии. И не в том плане, что только сейчас накатило.

А именно что «хронический эмоциональный тон». Ладно, было бы время…

— Ни в коем случае. Отставить болтовню… — бормочет дальше Рома, развивая затем бурную деятельность.

Вначале он говорит:

— Спасибо за обед, пора работать.

После этого рысит к фуре, что-то там фотографирует с разных мест; поднимает даже свой смартфон над крышей фуры, стараясь максимально чётко снять «тюльпан», образовавшийся на крыше после взрыва.

Потом возвращается к нам, надевает проводные наушники с микрофоном (подключая их к телефону), засовывает после этого телефон себе в карман и начинает прохаживаться вперёд-назад, рядом с нами.

—…

— Шабаныч, я!… Айтпа…

—…

— Ты принял фотки?… Да, лично. Я же тут, рядом… Шабаныч, звони, нах…, в антитеррор: это явно не наш профиль, я еле «выскочил»! Мне кажется, это вообще не наша тема, а соседей: смотри. Все явно иностры. Вооружены ты видел чем, я кстати стволы собрал, но больше трогать ничего не стал, от греха… Да, сам стою рядом охраняю… Дальше. Когда их человек, последний который, оказался заблокирован в фуре, он в течение

полуминуты сам подорвался.

—…

— Да я откуда знаю?! Мне что, рядом с ним внутри стоять надо было?!

—…

— Шабаныч, а вот я теперь не знаю, что в фуре было! Ё*нуло так, что… Грамм четыреста, если на тротил, — неожиданно успокоившись, спокойно продолжает Рома. — У меня три холодных снаружи, и фарш внутри: один из них точно в фуру залезал, я сам видел, но теперь я уже не знаю, а что там ещё было. Чтобы надо было вместе с собой, вот так, как камикадзе… И кстати, стволы с глушаками. — Рома назидательно поднимает указательный палец, забывая, что его собеседник его не видит.

—…

— Шабаныч, не поэтому. Меня другое сейчас беспокоит. Следи за мыслью… Трое придурков лезут к бабе. В обычной забегаловке на трассе. Их угомоняют местные. Следом приезжают разбираться четверо, буквально в течение часа, явно из той же песочницы. Эти четверо, не рефлексируя, сдирают пломбы с транзитной фуры, лезут внутрь, как к себе домой. А когда им задают вопросы «кто такие?», они вообще без слов открывают стрельбу.

—…

— Да, Шабаныч. Ты забыл, ещё и с глушаками! Так вот… Троих из них, раз так, валят снаружи…

—…

— Я сейчас к этому приду, не перебивай… Вот когда троих валят снаружи, четвёртый, кстати, тоже ствол с глушаком, — Рома снова вздевает вверх указательный палец, — вообще не задумывается…

—…

— Нет. Что-то проорал по-ихнему два раза. А когда ответа не услышал, секунд в течение тридцати подорвался, бля. Вот теперь ты мне скажи, Шабаныч: эти четверо, приехавшие за теми тремя… Они последние за сегодня? Или ещё кого ждать?

—…

На том конце трубки звучит явно что-то такое, чему Рома более чем рад. Поскольку его лицо явно разглаживается и приобретает наредкость удовлетворённое выражение:

— Во-о-о-о-от, а я о чём… — Рома снова назидательно поднимает вверх палец. — Шабаныч, и это… Я-то тут, но я, от греха подальше, от здания наблюдать буду: у меня и патронов было-то… а я три единицы истратил уже.

—…

— Да, «макарка».… Да знаю, сам дурак… Шабаныч, и ещё такая тема, это последнее… — Рома бросает косой взгляд на нас, отходит ещё метров на десять и о своей последней теме разговаривает с «Шабанычем» в три раза дольше, чем по всем пунктами в совокупонсти до этого.

После чего, наконец, возвращается к нам, наредкость просветлевший:

— Так, сержант Шарипбаев. Готов послужить Родине? — изрекает Рома, усаживаясь за стол и набрасываясь на лепёшку и чай, как будто только что и не ел.

— Так я вроде уже, разве нет? — вопросительно поднимает бровь Азамат, не выказывая, впрочем, никакого удивления. — Я же вроде все долги Родине раздал?

— Должность сержанта МВД, в отдельном подразделении оклад как полтора моих, в принципе интересна? — Рома серьёзно смотрит на Азамата. — Или будешь тут посуду мыть?