Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
Шрифт:
— Фернандо Базотти, — представился он. Я представилась в ответ, и он заговорил со мной по-русски. На удивленный взгляд Малина объяснил:
— Вот захотелось на старости лет выучить великий и могучий. А то помрешь и не успеешь всех, кого следует, грамотно послать по матушке.
На это Сергей даже рот открыл от неожиданности, не сразу сообразив, что можно сказать.
— Тургенева цитируете, Дедушка? Ну и ну!
— Кого цитирую, не знаю, — честно признался Базотти. — Просто небольшая домашняя заготовка. Консультанты помогли. А ты уж, поди, успел подумать, что детство мое прошло в Одессе или в Архангельске, а я это от всех скрывал? Не надо,
Это он говорил уже по-итальянски. И тогда Сергей произнес торжественно:
— Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин!
Дедушка понял, улыбнулся, призадумался, наклонив голову набок, и сделался чем-то неуловимо похож на Ильича.
— Вот как ты меня заклеймил, Ясень!
— Да нет, — сказал Сергей, — это просто Маяковский, был у нас такой очень хороший поэт в начале века.
— Ладно. — Дедушка словно подвел черту под этой темой. — В шахматишки сыграем?
— Давайте, — тут же согласился Сергей.
Обстановка была крайне эксцентрической. По не замеченному мной сигналу в кабинет вошла благообразная пожилая секретарша с очень южной внешностью, возможно, итальянка (Дедушка назвал ее Лаурой), и внесла старинную шахматную доску ручной работы с уже расставленными на ней фигурами. И Дедушка с Ясенем на самом деле начали играть. Причем это удивительным образом не мешало нашему весьма серьезному разговору втроем. Дела по просьбе Малина стали обсуждать на английском, чтобы всем троим полегче было. Подвели итог прошедшего месяца, наметили основные задачи на ближайшее будущее, при этом обменялись мнениями о политической ситуации у нас и вообще в мире, поспорили немного. Потом Дедушка как бы невзначай вспомнил, как придумал вместе с Балашем свою спецслужбу, как познакомился с Малиным, и после этого начал задавать вопросы мне. Почти все, что я рассказывала ему о себе, он должен был уже знать от Сергея, но, очевидно, ему хотелось послушать меня лично, как врачу или адвокату. В общем, этот тест и был, наверное, главным, ради чего мы приехали. Специального обряда посвящения не существовало, торжественных клятв — тоже, «корочек» сотрудникам службы ИКС по определению не дают, даже протокол исторического совещания не велся, так что никакого итогового документа или последнего аккорда не было, но я поняла, точнее, почувствовала: испытание пройдено успешно, я принята в Причастные на самом высоком уровне.
Потом мы обедали в другом огромном кабинете. Там можно было с комфортом покормить батальон, но мы сидели втроем и говорили теперь уже о каких-то пустяках. Это был еще один не слишком оригинальный принцип Дедушки: за едой ни слова о делах. Потом нас отвезли в аэропорт на том же «катафалке». Доехали раза в три быстрее. Понятно: по дороге туда выявляли «хвост», на обратном пути это было излишне. Я чувствовала себя какой-то пришибленной и только у сверкающих дверей аэровокзала, в зеркальной чистоте которых отражались все те же пальмы, встрепенулась:
— Ой, Сереж, а разве мы на пляж не мотанемся?
— Сейчас некогда. — Тон его не допускал возражений. — Может, в Нью-Йорке, не знаю.
Разумеется, ни на какой пляж мы и в Нью-Йорке не поехали. У нас там было часа два свободных. Дождь давно прошел, но и день прошел тоже — солнце садилось над «Большим Яблоком», и мы просто прогулялись по Бродвею, наблюдая, как одна за другой включаются рекламы, начинают светиться и мигать витрины, вывески и тихо расцветают фонари. Вспомнилось тогда, как в первый раз я попала в Америку.
— Ну и как тебе Дедушка? — спросил Сергей.
— Нормально, — сказала я. — Теперь я понимаю, почему ему все верят, почему все на него молятся. Он действительно похож на Бога. Но глаза-то у него дьявольские.
— То есть? Ты не веришь ему?
— Конечно, нет. Я вообще никому не верю.
— И мне? — Он остановился и пристально посмотрел мне в глаза.
— Дурачок! Ну при чем здесь ты? Тебе я, конечно, верю.
— Ладно. Вернемся к Дедушке. Ты же понимаешь, без него мы пока никто.
— Мне очень нравится это твое «пока», Сережа. Это должно стать самым главным для нас. Дедушка помог нам родиться. Большое ему спасибо, но мы не можем быть вечно при нем.
— Да он и не будет жить вечно, — заметил Сергей.
— Безусловно, — согласилась я, — однако он может пережить нас всех. Разве нет? Это же не человек, во всяком случае, не просто человек. Представляешь, я чуть не влюбилась в него. И уж, конечно, в прежней жизни я могла бы трахнуть его: как мужчина он еще очень, очень привлекателен.
— Танюха, ты неисправима! А вот его… боюсь, уже давно подобные вещи не интересуют. Хотя, как знать… После встречи с гуру…
— Каким гуру?
— Ну, это нам с тобой еще предстоит. Дедушка просил не торопить события и не посвящать тебя в некоторые тайны раньше времени.
— Ах, Дедушка просил… — обиженно протянула я.
— Но так действительно нужно, — уверенно сказал Сергей. — Ты поймешь после, что я был прав. Наша смешная организация из двух человек просто обязана соблюдать правила той огромной и могучей структуры, в которую она пока входит. Я снова подчеркиваю: пока. Кстати, Дедушка как-то сказал мне, что ему уже не под силу контролировать Советский Союз, он был бы счастлив, если бы мы полностью взяли эту задачу на себя. Ему ведь не нужны подчиненные повсюду, ему нужны союзники, коалиция, некий всемирный совет, куда я и он войдем равноправными членами, понимаешь?
— Понимаю, только верится с трудом.
— Что ж, скептики — самые ценные люди в коллективе, — философски оценил Сергей мою реплику. Потом вдруг спросил: — Слушай, но ты вообще-то довольна, что мы слетали сюда?
— Ага, — сказала я. — Правда, довольна. Я детство вспомнила. Полмира тогда объездили, а что видели? Лед, бортики, разрисованные рекламой, шумящие трибуны и табло. Иногда даже не успевали понять, на каком языке местные жители говорят. В автобусе кемаришь, за окнами огни, огни, и не разберешь, где это: в Литве, в Канаде, в Австрии, в Армении? Здорово было… И сейчас здорово, Сережка! Поехали домой коньяк пить!
И наконец пришел день, когда я решилась подключить Ясеня к достижению своей цели. Не сразу, ох как не сразу я на это решилась. Уже в ноябре, когда прошел наш медовый месяц, я попросила его выслушать меня и рассказала о Машке и о Седом. Он понял все, и, конечно, мои проблемы сразу сделались нашими. Он даже на какое-то время впал в отчаяние от того, как безнадежно упущено время. Потом кинулся раскапывать это дело всерьез, не посвящая меня в детали по только ему ведомым причинам.
Конечно, он быстро выяснил, что несчастный случай с Машкой был вполне целенаправленным убийством, и расстрел Чистяковых в Бразилии тоже оказался не ошибочным, а запланированным. Однако следы этих преступлений терялись за последовательными смертями исполнителей и методичным уничтожением архивов не только епецслужб, но и простых официальных учреждений.