Спроси у Ясеня
Шрифт:
— Где? — выдохнула Белка, словно это было теперь самым главным.
— В городе Старице Калининской области.
Белка помолчала. Потом задала совсем глупый вопрос
— Почему?
— Ольга Марковна, я понимаю, как вам сейчас тяжело. Я вам соболезную, но, пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Сегодня, не позднее семнадцати ноль-ноль, должны явиться в морг больницы МПС для опознания Запишите, пожалуйста, как ехать и кого спросить.
— Уже пишу, — сказала Белка, поскольку блокнот и что-нибудь пишущее всегда держала рядом с телефоном,
— А завтра в двенадцать ноль-ноль я жду вас у себя на Петровке. Пропуск уже заказан. Скажете, что вы к майору Кондратьеву. Не забудьте паспорт. И еще. Я должен предупредить вас. Лицо вашего мужа будет несколько трудновато узнать. Понимаете, он был убит тремя выстрелами в голову. Из крупнокалиберного оружия. И последнее. Запишите мой телефон. Если вдруг возникнут вопросы.
Белка не помнила, как закончился этот разговор. Она даже не помнила, как вставала за сигаретами и зажигалкой. Но теперь она сидела на краешке незастеленного дивана, курила одну за одной, стряхивая пепел на ковер, и не могла плакать. Плакать было нечем, словно это у нее исчезло напрочь лицо, словно это ей в голову попали три пули крупного калибра.
Что в таких случаях полагается делать? Завешивать черным зеркала? Молиться Богу, в которого никогда не верила? Рвать на себе волосы? Обзванивать родных и друзей? Она никак не могла сообразить, кому следует звонить в первую очередь, и поэтому позвонила Майклу. Тот, по счастью, оказался дома.
— Салют, Майкл. Миху убили.
— Что?
— Я говорю: Миху убили.
— Кто? — Майкл всегда даже в состоянии полной ошарашенности правильно выбирал ключевой вопрос.
— Не знаю. Я завтра иду к следователю.
— Ты из дома звонишь?
— Да.
— Сиди и жди. Я сейчас приеду.
Белка собиралась ехать в морг на такси (о троллейбусах страшно было подумать), но Майкл согласился отвезти ее. Сначала Белка, конечно, разревелась едва начав рассказывать о телефонном звонке с Петровки потом по наущению Майкла выпила полстакана водки и пожевала бутербродов с кофе…
— Пока не надо никому звонить, — объяснял Майкл уже в дороге. — Вот договоришься обо всем в морге, съездишь в похоронное бюро, тогда и начнешь сообщать людям. А еще лучше уже после Петровки. Ведь тебя же все задолбают вопросами.
— Послушай, Майк, а можно будет найти тех, кто его убил?
— Я же сказал: постараемся.
— Но ведь это же больших денег стоит.
— Не знаю, может, и не очень больших. А справки навести иногда удается вообще бесплатно. Через хороших знакомых. Я же тебе сказал: я займусь этим.
— А милиция может найти убийц? — спросила Белка.
— Менты? Вряд ли. То есть настолько вряд ли, что не стоит об этом думать. Сейчас вообще мало кого находят, а тут убийство-то совершенно идиотское. Либо в результате случайной драки, либо — что еще более вероятно — по ошибке. Оружие уж больно серьезное.
Майкл помолчал,
— Нет, ну, конечно, допустим, убийцу возьмут по другому делу, а заодно всплывет это. Правда, тебе о нем могут и не сообщить. То есть скорее всего не сообщат. Да и зачем тебе? Не понимаю. Мстить, что ли, будешь?
— Буду, — сказала Белка. — А что мне еще делать?
— Ох, все вы бабы — ненормальные! — вздохнул Майкл — Логика-то какая в этой мести?
— Ну, можно не просто мстить, можно шантажировать. Пусть хоть заплатит, сволочь, материальную компенсацию. От государства-то все равно не дождешься ни копейки.
— Ну ты, мать, даешь! — удивился Майкл. — Вот это уже сильно.
И он снова долго смотрел в заднее зеркальце.
— А почему нет? Поможешь на этих гадов наезжать?
— Слушай, мать, о чем ты говоришь? Остановись. Дай хоть справки навести. Ладно?
В морг Белка пошла одна. Возможно, Майкла туда бы не пустили, но он и не стремился. Во-первых, не хотелось вдаваться в объяснения, кто он такой, а во-вторых, у Майкла всегда свои прибамбасы, и, в частности, к покойникам он относился как-то непросто.
Жуткая, бьющая по глазам белизна стен, халатов, пластика, холодное сверкание никеля и только красные рожи — у санитаров, то ли загорелые, то ли спитые. А тело Мишкино бледное, розовато-сиреневое, в синиx прожилках и тонких черных волосках. Опухшее какое-то, застывшее, незнакомое. Уже чужое тело. Страшное. Скрюченные и кажущиеся ужасно тонкими пальцы. На обоих безымянных полосочки от колец. Белка показывает на одну из них.
— Обручальное кольцо и небольшой перстень, — тихо говорит понятливый санитар. — Получите на Петровке вместе с остальными вещами.
Зачем она пришла сюда? Зачем? Все равно это уже не он. Она не способна опознать тело. Она не узнает его. И не хочет узнавать. Зачем тогда?
— Приготовьтесь. Вам будет неприятно, — предупреждает санитар, открывая голову.
Первое, что бросается в глаза, — волосы, почему-то залитые зеленой краской. «Пометили, чтоб не спутать?» — мелькает глупая мысль. А вообще у Мишки осталось только полголовы. Вместо второй половины — запекшееся кровавое месиво. Осколки костей, лоскуты кожи с волосами обрывки мышц, кусочки мозговой ткани. Все очень безцветное неяркое, слипшееся, подсохшее. Зрелище ни на что не похоже, что даже не пугает. Начинает медленно подкатывать тошнота.
Белка быстро протягивает обе руки и обхватывает уцелевшую шею лежащего перед ней мертвого человека точно та же, как любила делать это с живым. Шея холодная и жесткая, но не в этом ужас. Под правой рукой Белка ощущает рубец — не свежую царапину, полученную в предсмертной драке, а старый давно заживший рубец от серьезного ранения, которого никогда, никогда не было у Михи.
И в этот момент белизна простыни сливается с белизной стен, а сверкающий никель рассыпается бенгальским дождем ослепительных брызг. Потом опускается темнота.