Спутник 'Шаг вперед'
Шрифт:
– Хочешь накаркать, друг мой? Помолчи!
– Ничего, - милостиво разрешил Холодовский.
– Теперь запах может быть. Неважно. Он не пройдет.
– Запаха нет, - сказал Дуглас.
– Ну, ну... И известий нет.
Известий о Трансцербере все не было, и все яснее становилось, что их нет. Еще не истекли сроки, принятые на Земле для надежды, и продолжались попытки найти их, вызвать, установить связь, но каждая неудачная попытка уменьшала запасы оптимизма. Уменьшала чуть-чуть, но попыток было много...
– Известий нет, - хмуро сказал Гур.
– Ну что ж, унылые друзья мои, будут известия. Будут. Но запах побежден. Возрадуемся!
– Ну, Гур, - сказал Дуглас.
– Ну, ну... Сначала доложим как полагается. Доложим Седову.
Они полетели докладывать Седову. Он, конечно, был в своей каюте, потому что была не та смена, в которой он работал на сварке. И, конечно, он не спал, когда его смена спала. А когда он вообще спал?
– Когда спит Седов?
– спросил Кедрин.
– Никогда, друг мой, - ответил Гур.
– Как никогда?
– Никогда - значит никогда, - сказал Дуглас.
– Вот и все.
– Никто не видел, - сказал Холодовский, - чтобы он спал. Это все, что мы знаем.
– Говорят, в молодости он спал, - сказал Дуглас.
– Говорят, он потерял сон тогда же, когда и гортань, в Экспериментальной зоне...
– Нет, друг мой, на Литиевых островах... И не спрашивай больше, друг мой Кедрин, ибо невежливо спрашивать у тех, кто сознался в своем невежестве...
Седов ждал их. Он ткнул пальцем в сторону дивана, и они уселись, чинно положив ладони на колени. Кедрин искоса посмотрел на Седова и отвел глаза. Но ему снова захотелось посмотреть на Седова, и, чтобы не делать этого, Кедрин стал разглядывать каюту шеф-монтера.
Если бы ему не было точно известно, что это небольшое помещение глубоко упрятано в недра спутника и окружено еще десятками и сотнями таких же, только по-другому оборудованных помещений, Кедрин охотно поверил бы в то, что за несколько минут, прошедших после установки последнего монитора, еще нигде не описанная сила перенесла его за много парсеков от Земли, в командную централь длинного корабля - одного из тех, что рождались в Звездолетном поясе и уходили далеко-далеко... Вогнутые экраны, огибающий стены пульт, глубокие пилотские кресла и стандартное складное ложе в углу, ложе дежурного навигатора, - все это говорило о пространстве и говорило о хозяине каюты не меньше, а, пожалуй, гораздо больше, чем могла сказать даже и самая подробная биография. Даже то, как шеф-монтер сидел в кресле свободно и вместе настороженно, в положении, дававшем возможность в любую секунду или откинуться, отдаваясь на милость разгружающей системы, или, наоборот, перегнуться вперед, чтобы включить какой-нибудь из переключателей на пульте, - даже эта его поза говорила о долгих годах практики, об опыте, вошедшем в привычку, в плоть и кровь звездоплавателя. Кедрин не удержался и снова взглянул на Седова, но и теперь не мог не ощущать к нему какой-то смутной враждебности. Почему они тогда были вдвоем? Конечно, никто не вправе ни спрашивать, ни упрекать - да и кого и за что? Но все же, все же...
– Ну, так, - сказал Седов.
– .. Что, монтажники? Готово? Слава?
– Готово, шеф, - сказал Холодовский. Он неожиданно счастливо улыбнулся.
– Готово.
Остальные кивнули головами.
– Готово, черт вас возьми!
– сказал Седов.
– Значит, можно вести работы, не рискуя подвергнуться атаке запаха? Значит, Кристап будет последним пострадавшим от этого?
– Будет, - твердо сказал Холодовский,
– Ты ручаешься?
– Головой. Чем угодно.
– Хорошо, - сказал Седов.
– В случае чего, сниму с тебя голову.
– Он сказал это грозно, курлыкающий голос был резок, но всем было ясно, что шеф-монтер очень рад.
– Вот и еще шагом ближе к стопроцентной гарантии у нас.
– Простите, шеф, - сказал Кедрин.
– А вы не против стопроцентной гарантии?
– Я?
– спросил Седов.
– Ерунда, звездолет гармошкой. Нет, конечно. Я всегда "за". Только, к сожалению, всегда будут места без стопроцентной гарантии.
– Почему?
– Потому что гарантия не успевает за человеком. Он идет вперед, не имея никаких гарантий и не дожидаясь их.
– Почему?
– Да он не может иначе, - сказал Седов и удивленно посмотрел на Кедрина.
– Ну, это все лирика. Запаха нет, это главное. Можно работать. Теперь не подремлете. Ну, я знаю, что вы и так не дремлете. Особое звено! Но спать будет некогда.
– Шеф!
– сказал Кедрин, не обращая внимания на предостерегающие взгляды товарищей потому, что ведь должен был он где-то схватиться с этим человеком, чтобы решить для самого себя, кто же сильнее из них двоих и кто достойнее, учитывая не только то, что Кедрин уже сделал в жизни, но, разумеется, и все то, что он мог еще сделать.
– Шеф! А почему вы никогда не спите? :
Седов внимательно посмотрел на Кедрина, и тот почувствовал, что не были секретом для этого человека и любовь Кедрина, и неприязнь, и все, что относится к отношениям между людьми. Но он медлил с ответом, и Кедрин твердо решил не отступать.
– Почему, шеф? Ведь не спать невозможно...
"Невозможно не спать, и, значит, ты просто распространяешь о себе легенды", - вот что хотел сказать Кедрин, и Седов, безусловно, понял это.
– Многое возможно в двадцать втором столетии...
– медленно проговорил шеф, и глаза его улыбнулись, но сразу же сделались печальными.
– Многое. Но, может быть, мне лучше не отвечать на этот вопрос?
Монтажники с укоризной смотрели на Кедрина, и теперь ему подумалось, что они-то, наверное, что-то все-таки знали... Но идти на попятный было нельзя.
– Почему нет? Ответьте, шеф, прошу вас.
– Что ж, я отвечу. Стоп!
– резко сказал он, увидев, как Гур раскрыл рот. Их взгляды встретились - глаза Гура, в которых никогда нельзя было увидеть дна, и глаза Седова, словно одетые прозрачной броней и неуязвимые ни для чего.
– Стоп, монтажник! Если говорю я, то это значит, что говорю я и меня слушают, Гур, и ты это знаешь. Я отвечу.
Монтажники молчали. Они прощали Седову его способ разговаривать за то, что больше всего на свете он любил монтажников и корабли - и, конечно, тех людей, что уходили на кораблях туда, куда поиск вел летящих и путешествующих. И Гур не сказал ни слова, хотя и не отвел глаз.
– Слушай, Кедрин, - сказал Седов, и в голосе его была даже какая-то нежность.
– Ты молод... здорово молод, и из тебя выйдет монтажник, если захочешь. А этого стоит захотеть, говорю тебе это по праву более умного, не обижайся, Кедрин... Недавно ты еще и не мечтал о том, чтобы быть монтажником, и было время, когда я тоже не мечтал.об этом. Я мечтал летать на кораблях, а не строить их. И я летал. Я летал немало и хорошо, и если развернуть все мои прожитые годы на количество пройденных парсеков, то очень немало придется на одну секунду... Я хвастаю?
– перебил он сам себя.
– Ну что ж, это для того, Кедрин, чтобы ты понял, что тебе нечего бояться, н е ч е г о б о я т ь с я, понял? И в конце концов я хвастлив по натуре, почему же мне не позволить себе удовольствие?