Спутники смерти
Шрифт:
— Ну да. Доносил до всех мест, где интересовались товаром, — малость изменил он формулировку.
— Например, в Альмелид?
— Альмелид? В таких деталях я быть уверенным пока не могу. А почему вы об этом спрашиваете?
— Я хочу в ответ рассказать вам интересную новость, Хауген.
— Я весь превратился в слух!
— Эта девушка, которая была с Яном Эгилем в горах вчера вечером…
— Ну да, она из Альмелида, точно.
— Так вот, она — тоже приемный ребенок. Ее зовут Силье Твейтен. Она родная дочь Ансгара Твейтена.
— Да что вы говорите! Ничего себе новость!
Нет. Не думал. Теперь уже не думал. Но этого я Хельге Хаугену не сказал. А сказал только:
— Да, но как она могла узнать об этом спустя столько лет? Ведь даже полиция закрыла это дело?
— Действительно… Но подумать об этом все-таки стоит.
— Можете делать с этой информацией все, что найдете нужным. Только на меня не ссылайтесь…
— Мы никогда не раскрываем свои источники, Веум. В этом можете быть уверены. Если только вы сами решите нарушить тайну следствия…
— Что-нибудь еще?
— Нет, у меня все. И вы отплатили мне с лихвой. Поговорим, когда станет известно что-то новенькое. Будьте здоровы!
— До свидания.
Я положил трубку и остался сидеть у телефона.
Ансгар Твейтен и Клаус Либакк. Терье Хаммерстен и…
Я попытался разложить все известные мне факты по полочкам. Неясные обрывки недосказанного, пока непонятного, постепенно начинали складываться в единое целое.
Но получалось плохо, и я решил, что с завтрашнего дня начинаю серьезные поиски.
30
Говорят, все дороги ведут в Рим, но это не так. В моем случае все дороги вели в отель «Суннфьорд», хотя в эти дни, когда Фёрде был в центре внимания благодаря новости, которая, судя по прессе, была самой важной после пожара в Олесунде, по всему отелю роем носились журналисты, постепенно оседая в баре.
Пообедав в столовой отеля олениной с цветной капустой и брусничным желе, я со стопкой газет устроился за столиком в просторном баре и осторожно начал с чашки кофе и рюмки линьеакевитта. [11] Довольно скоро мое уединение было нарушено.
11
Букв.: экваториальная водка; норвежская водка высшего сорта, ее возят на судах через экватор, что, как принято считать, придает ей особые качества.
Йенс Лангеланд появился в проходе, огляделся кругом, игнорируя репортеров, которые немедленно замахали руками, пытаясь завладеть его вниманием, увидел меня, сделал знак и двинулся в моем направлении.
— Вы разрешите, Веум? — спросил он.
— Разумеется. Нам о многом нужно поговорить.
Он сел напротив меня. Я заметил, что он выглядит неимоверно уставшим, и подумал, в какую же рань ему пришлось выехать сегодня из Осло. Он помахал официанту и заказал кофе и коньяк. Бросив взгляд на мою пустую рюмку, спросил:
— Повторить?
— Спасибо, не откажусь.
— Что вы пьете?
— «Лёйтен линье». Обычно пью что-нибудь покрепче, но у них покрепче ничего нет.
Он поднял одну бровь, но решил оставить мою шутку без ответа. Сам он выбрал коньяк с самой верхней полки, потому что, видимо, привык к трудно добытым трофеям.
— Итак, — начал он, — вы сказали, что у вас есть новости о том, что случилось в семьдесят четвертом году.
— Да. А вы сами Яна Эгиля не расспрашивали об этом?
— Нет. Там же был ленсман. — Он устало потер лоб. — Все как всегда. Ребята из полиции задают снова и снова одни и те же вопросы в надежде, что свидетель проговорится. Да еще эти… из Крипос.
— Понятно. У них хоть какие-нибудь зацепки есть?
— Пока рано об этом говорить. Начало расследования — следователи ходят по дворам, опрашивают жителей: может, кто что слышал о Яне Эгиле, Либакках и Силье Твейтен. Но чего действительно мы все ждем — так это результатов экспертизы.
— Когда они будут готовы?
— Никто с уверенностью не может сказать.
— Ну что ж, подождем. Моя информация, кстати, имеет отношение к нынешнему делу, Лангеланд.
Я замолчал, пока официант расставлял заказанное на столе. Когда мы выпили по первой, я продолжил:
— Убитый Клаус Либакк был замешан в громком деле о контрабанде алкоголя в семьдесят третьем году. Тогда убили отца Силье и подозреваемым был Терье Хаммерстен.
— Не так быстро, Веум, и не все сразу. Значит, Клаус Либакк был замешан в деле о контрабанде спиртного?
— Да.
Тут я обратил внимание на мужчину средних лет, который сидел один за соседним столиком. У него были темные волосы и одутловатое лицо пьяницы. Он прикладывался к стакану и смотрел прямо перед собой. Но его взгляд был таким жестким и сосредоточенным, что стало понятно: он не просто напивается, а явно вслушивается в наш разговор.
Я понизил голос чуть не до шепота, наклонился к Лангеланду и вкратце пересказал ему все, что мне поведал Хельге Хауген полчаса назад. Лангеланд молча выслушал и сразу перешел к главному, что его интересовало:
— Это означает, что у Силье Твейтен мог быть мотив.
— Это означает по меньшей мере три вещи, Лангеланд. Во-первых, что слухи о причастности Либакка имеют под собой основание. Во-вторых, что он явно имеет какое-то отношение и к убийству Ансгара Твейтена. И в третьих, что Силье каким-то образом обнаружила свою связь с делом, которое полиция так и не расследовала до конца. Все это очень слабо, конечно, особенно последнее. Но первые два пункта мы обязательно должны проверить.
Он тоже наклонился над столом и с настойчивостью в голосе произнес:
— Займитесь этим, Веум. Для меня.
— Вы имеете в виду — провести расследование по этим трем пунктам?
— Да.
— Без проблем. Я и раньше, бывало, работал на адвокатов, Лангеланд.
— Я хорошо заплачу. В этом не сомневайтесь.
Я протянул руку:
— Договорились. Когда мне начать?
Он крепко пожал мою ладонь:
— Чем раньше, тем лучше.
— Хорошо. И еще одно, что, как мне кажется, вы должны знать. Вы помните Метте Ольсен, родную мать Яна Эгиля?