Спутники смерти
Шрифт:
— Ну, тогда я весь превратился в слух.
36
Ее рассказ перенес меня в Трудален в тот беременный судьбой канун лета 1839 года. «Альтернативная версия истории о Трудальском Мадсе» — так назвала она его с легкой улыбкой. Она рассказывала так живо, что я будто видел все своими глазами, как в кино, перемотав пленку на сто пятьдесят лет тому назад.
В тот год Мадсу Андерсену из Трудальсстранда исполнился двадцать один год. Он был среднего роста, крепкого телосложения, темноволосый и склонный к меланхолии, что естественно для парня, который вырос на отдаленном хуторе в Трудалене, где все общество составляли только родители, сестра и пожилая служанка. Однажды у священника он познакомился с наследником хутора из Аньедалена,
Но потом, как передавали из поколения в поколение женщины в семье Грете, между Марией и Мадсом все же возникла любовь — зимой или весной 1839-го. А зима в тот год в Трудалене выдалась долгая: после того как в конце апреля прошел снегопад, даже в июне лежало много снега — на тех склонах гор, тянувшихся над темным зеркалом Трудальской бухты, куда не дотягивались солнечные лучи. Было что-то и притягивающее, и отталкивающее в глади этих вод, будто спрятавших чью-то тайну, дабы память о ней навечно осталась погребенной в их глубинах.
Мадс частенько бродил по горам: охотился на птиц, оленей или другую дичь, ставил силки, которые регулярно проверял. Иногда — и даже нередко — добирался он во время своих походов до самого хребта, где уже заканчивалась бухта и открывался вид на Аньедален. Там был тот самый хутор, где выросли Йенс и Мария. Он несколько раз встретился с Марией, а когда настал май и солнце начало пригревать, нежно обнялись они и поклялись друг другу в вечной верности…
— Так рассказывала мать, — произнесла Грете, все еще держа руку на Библии, сама как иллюстрация к собственному рассказу, сошедшая с тоненьких страниц, где перечислялся ее род.
— А она рассказала, что произошло в июне того года с Уле Ульсоном из Оттернэса?
— А это, дорогой, и есть суть истории. Так что слушай рассказ о драме в горах…
Сегодня нам известно о признании Трудальского Мадса, и мы думаем, что знаем всю правду о том, что произошло. Но есть, есть и другая версия событий: ее хранили в сердце шесть поколений женщин — как тайный стыд, угрызения совести, что целый род мучили за то, что произошло однажды.
Другая правда о Трудальском убийстве такова: Мария Хансдоттер [14] в ту среду убежала со двора. Может, она надеялась еще на одну встречу с Мадсом, потому что в такой прекрасный яркий день накануне лета солнечное тепло быстрее разгоняло кровь по жилам, да с такой силой, что она не решилась спуститься в поселок. Она стала искать его в горах, где, она думала, она скорее его найдет. К несчастью, добравшись до Трудалена и уже спускаясь к морю, она внезапно столкнулась с торговцем Уле Оттернэсом, который незадолго до этого расстался с Мадсом Андерсеном у Трудальсстранда. Они постояли, перекинулись парой слов, и она уже хотела было двинуться дальше. Однако торговец не уступил ей дорогу. Может, и ему в голову внезапно ударило летнее тепло, а может, дело в долгом воздержании — только он похотливо потянул к девушке свою пятерню. Он был силен и потащил ее в гору. Она сопротивлялась, звала на помощь, громко, как кричат гагары над своими гнездами на склонах скал. Но он не желал отступиться. Его грубые руки залезли ей под платье, и она застонала от тоски и боли. Тогда схватила она камень, лежавший рядом, и сильно ударила торговца по голове — один раз, два раза, три! Грубые руки, хватавшие ее тело, ослабли, и он стал заваливаться назад. В страхе и ярости она ударила еще раз, и Уле Ульсен Оттернэс растянулся перед ней мертвый.
14
Букв.: Мария, дочь Ханса. В старой Норвегии вместо фамилий часто использовали имя отца (аналогично русскому отчеству), иногда прибавляя место жительства. Эта традиция сохранилась в современной Исландии, заселенной выходцами из Норвегии.
И тогда охватила ее такая тоска, сильнее которой она никогда не испытывала. Поняла она, что отныне лежит на ней грех убийства и что, когда придет ее время, откроются врата ада и поглотят ее. Она была обречена на вечные муки, вечный огонь, и оттого тоска ее стала так сильна, что, казалось, сейчас она упадет замертво на скалу, на которой стояла, шатаясь. И была перед ней теперь одна дорога — вниз, к морю, где ждет верная смерть.
Но там встретился ей Мадс Андерсен. Он слушал гагачий крик и голос тот узнал. Тогда он взял ее на руки и крепко прижал к себе, пока ее рыдания то усиливались, то стихали, а потом пошел за ней к тому месту, где лежал Уле Ульсен, чтобы самому увидеть, правда ли, что он мертв.
Сама же она стояла неподалеку и смотрела, как Мадс склонился над бездыханным телом, а когда он снова подошел к ней, по одной только его походке поняла, что надежды больше нет.
Тогда он спас ее, взял на себя ее вину. Он сказал: «Я избавлю тебя от этого, Мария. Ступай домой. Я утоплю Уле Ульсона Оттернэса в глубине моря, и ты его больше никогда не увидишь!» Это был их последний разговор. Потом Мария увидит его, лишь когда пять дней спустя его приведут в селение мужики с соседнего хутора, а еще через день ленсман с помощником — в Фёрде.
— Он сознался в убийстве ради нее.
— Знакомая история? — Она взглянула мне в глаза.
— И что было потом?
— Конец истории всем известен. Для убедительности он взял у Уле Ульсена деньги и вещи, которые у него нашли. Сознался в убийстве и был наказан. А много лет спустя, в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, его выпустили из тюрьмы Аркерсхюс. Но к тому времени Мария уже двадцать два года как умерла. Она скончалась в пятьдесят девятом, так и не выйдя замуж, и оставила после себя единственную дочь-безотцовщину, Кристину. У той тоже была дочь, которая родилась после того, как ее изнасиловали несколько человек в тысяча восемьсот шестьдесят третьем. Это была моя прабабушка Маргрете.
— А сама Мария так и не открыла того, что ей было известно о Трудальском убийстве?
— Нет. Она доверилась только этой книге. — И она легко дотронулась до открытой Библии. — А правда так и живет в нашем роду. Передается от женщины к женщине.
— А теперь и я знаю…
— Ты обещал!
— Да-да… Я никому не расскажу. Спустя столько лет о Мадсе Андерсене будут помнить ровно столько, сколько захочет… — Я протянул к ней руку. — Его единственный потомок.
— Но ты понял, Варг, зачем я тебе все это рассказала?
— Конечно. Никогда не полагайся только на слова, даже и на признания, — сделал я вывод. — Все может оказаться не так, как кажется.
— Значит, я достигла, чего хотела. — Она аккуратно закрыла книгу и положила ее на тумбочку. От ее тела пахло солнцем и скалами — так пахли матери в давние времена.
— Всё?…
Она легла рядом и повернула ко мне улыбающееся лицо.
— Я бы не отказалась повторить, — сказала она и привлекла меня к себе.
37
Следующий день был удручающе непохож на предыдущий. После лихорадочного завтрака Грете на всех парах завезла меня в отель и помчалась дальше, едва успевая на утреннее совещание.
В гостинице царило чемоданное настроение. На двенадцать была назначена пресс-конференция, и те репортеры, что еще не уехали из Фёрде, выглядели так, будто им уже было известно все, что там скажут, а следующим номером программы станет суд, о котором сегодня и будет объявлено.
Это впечатление подтвердил мой разговор с Хельге Хаугеном из «Фирды». Последнее слово оставалось за результатами экспертизы, но Хауген сказал, что его личный источник в офисе ленсмана не сомневается, что в течение дня Яну Эгилю Скарнесу будет предъявлено обвинение в двойном убийстве. После этого его заключат до суда под стражу, причем в первые четыре недели письма и посещения будут запрещены.