Спящая красавица (др. перевод)
Шрифт:
Когда Гарри вышел, Аввакум с видимым облегчением вздохнул, потом закурил сигарету и устало опустился в широкое кресло напротив убитого.
Он сознавал, что лейтенант ждет от него распоряжений, а в голове зияла пустота.
— Ну что же, — начал он и тут же умолк, словно дойдя до какого-то тупика. — Ну что ж, — повторил он. — Поступайте согласно святым правилам следствия: заверните эту ерунду в бумагу и отправьте в научно-исследовательскую лабораторию Управления. Каждый предмет, который не принадлежал убитому и не связан с обстановкой, окружавшей его обычно при жизни,
— Снимите также отпечатки пальцев. И все это немедленно отошлите в лабораторию. — Он улыбнулся чуть злой и ехидной улыбкой. — Ваш новый приятель получит свою пуговицу обратно лишь после того, как подаст заявление начальнику отдела и потратит четыре стотинки на трамвай. А для него четыре стотинки — тоже деньги. Хотя вообще-то получит он свою пуговицу или нет будет зависеть от дальнейшего хода следствия. Лично я думаю, по крайней мере сейчас, что он ее получит.
У Аввакума не было никаких улик против Гарри. Больше того, ему и в голову не приходило подозревать его. Проявляя формализм в отношении этой пуговицы, он делал это как бы против своей воли, а почему — и сам не знал.
Когда лейтенант вышел из комнаты, он подумал: «Быть может, я поступаю так из-за Марианны? Из ревности!» И почувствовал, что его бросило в жар, словно он стоял перед открытой топкой гигантской пылающей печи. Ревность? Но человек обычно ревнует, когда любит. А разве он любит? Нет, эта игра была в такой же степени любовью, как вальс, например, симфонической музыкой.
Но дальше, дальше… Уравнение уже решено, и вывод сделан. Что же следует теперь? Кто убийца?
Аввакум закрыл глаза. Вид покойника действовал на нервы. Казалось, он мучился в своем кожаном бандаже — силился сползти на пол. Руки его вымученно свисали вниз, трудно было представить себе, что это они доставали иногда тот флакончик с духами, лежащий в ящике стола, и осторожно открывали пробку, чтобы вдохнуть воображаемый аромат.
Итак, кто убийца?
Аввакум вздохнул и закурил.
В комнату, постучавшись, вошел сержант. Он выглядел сейчас гораздо бодрее и уже не зевал. «Коньяк», — подумал Аввакум и кивнул ему головой:
— Докладывай!
Сержант сказал, что они перерыли весь дом от подвала до чердака, включая и кухню, но посторонних лиц или предметов, стоящих внимания, не нашли.
— Есть вот это, — сказал он и протянул руку Аввакуму.
«Это» представляло собой потрепанную сберегательную книжку, от которой шел запах лаврового листа и душистого перца.
Аввакум раскрыл ее. И хотя умел прекрасно владеть собой, на этот раз не удержался и присвистнул от удивления.
— Пять штук, — сказал ему сержант. Он стоял, горделиво выпрямившись, и лицо его сияло. — Пять штучек.
Среди исписанных цифрами страниц лежало несколько банкнот достоинством в два доллара каждая. Аввакум пересчитал бумажки, пощупал их, посмотрел на свет. Доллары были настоящие.
— А посмотрите, какой у него, бедняжки, вклад! — с возмущением сказал сержант. В голосе его не было даже и следа зависти.
Аввакум взглянул на последнюю цифру в сберкнижке. Действительно, на такие деньги бывший кок преспокойно мог купить себе «Волгу», и еще бы осталось.
— Составили протокол? — помолчав, спросил Аввакум.
— Так точно, — вытянулся сержант.
— А как ведет себя повар?
— Воет, — сержант пожал плечами. — Воет, как солк, товарищ майор.
Аввакум сделал несколько шагов по комнате:
— Отправьте его немедленно в арестантскую Управления, — сказал он. — И не снимайте с него наручники.
Итак, кто убийца?
Труп и взаправду казался утопленником, запутавшимся в каких-то отвратительных водорослях. Аввакум отвернулся и опять закрыл глаза.
Убийца… Найти его не так уж трудно. Есть следы. Другое было сейчас куда важнее, и об этом следовало сейчас думать, — шифрограмма. Шифрограмма давала инструкции кому-то: замыкался круг, выполнялось задание, грозящее опасностью государству.
Но где и когда?
Может быть, это должно произойти в ближайшие часы.
Сейчас некто сидит где-нибудь в темноте, слушает, как барабанит по стеклам дождь, и самодовольно улыбается своей ловкости. Подобно хорошему шахматисту. Он объявил противнику мат и теперь имеет полное право спокойно выкурить свою трубку.
Интересно, вернулась ли уже Очаровательная Фея домой? Завтра вечером она будет танцевать в «Спящей красавице» и этой ночью должна хорошенько выспаться. А проклятый дождь пусть идет — его шум убаюкивает.
Но зачем он старается заговорить себя? Ведь от профессорского стола его отделяют лишь каких-то два шага. Он должен сделать их, в конце концов, и убедиться собственными глазами, что там ничего не осталось. Если это так, то субъект, который сидит сейчас в тепле, может спокойно курить свою трубку. Время работает в его пользу.
Аввакум выпрямился, обошел кресло и остановился с левой стороны. Сейчас весь стол был у него на виду.
Телефон, арифмометр и пепельница были не в счет, так же как логарифмическая линейка и стакан с цветными карандашами.
Но зато все остальные предметы следовало тщательно проверить. Их было не так уж много. Томик Ларусса, первый том Большой энциклопедии, теория вероятностей и уже знакомые латинский словарь и грамматика.
От этих двух книг на него словно повеяло смертельным холодом — шифрограмма, очевидно, была составлена из условных слов по-латыни. Сложнее этого невозможно придумать.
Кроме книг, на столе в беспорядке лежали десятки черновиков, исписанных бесконечными колонками цифр.
Ведь, чтобы расшифровать, например, три колонки пятизначных цифр, возведенных в десятую степень, требовалось множество вычислений, — ими можно было исписать страницы самой толстой тетради. И сейчас перед ним как раз лежали кипы листов с вычислениями, но в своем хаотическом беспорядке они не говорили абсолютно ничего. Все же он начал собирать разбросанные черновики и даже попытался придерживаться какой-то системы, которая на самом деле существовала лишь в его воображении.