Спящая красавица
Шрифт:
— Ее сын женился на вашей племяннице Лорел. Это во-первых.
— Это преступление? — осведомилась она каким-то ломким голосом.
— Нет, но, по-моему, это и не простое совпадение.
— Пожалуйста, объясните.
— Если бы я мог! Пока это всего-навсего смутное подозрение.
— А причастность моего мужа ко всему этому — еще одно смутное предположение?
— Не такое уж смутное.
Некоторое время она молчала, изучая и мое лицо, и оборот событий.
— Я понятия не имела, что Бен может быть как-то к этому причастен. Но что вы имели в виду, когда сказали,
— Если я попытаюсь объяснить, вы просто выставите меня из дома.
— Неужели я на такое способна?
— Думаю, что да. Так или иначе, вы сможете устроить мне сложную жизнь.
— Нет же, клянусь вам...
Я ей не верил. Сейчас у нее наступила реакция на вчерашний вечер, когда она выместила свои чувства на муже всеми доступными ей способами. Сегодня, напротив, она удалилась в Замок Брака, куда мне путь был закрыт. Она сказала:
— Вам достоверно известно, что Бен имел какое-то отношение к Элли Рассо?
— Нет, мне это не известно достоверно, и все же я полагаю, он был одним из тех, кто сыграл роковую роль в ее судьбе. Другим был Нельсон Бэгли.
— Первый раз слышу это имя.
— Он был посыльным на корабле вашего мужа. Когда корабль загорелся, он прыгнул за борт. И по внешне странному стечению обстоятельств сегодня утром оказался на берегу перед домом вашей матери.
— Этот старичок, перемазанный дегтем?
— Он самый. Нельсон Бэгли.
— Какое отношение он имел к Элли Рассо?
— Он мог убить ее. Он мог видеть, как ее убили.
— Но теперь он сам умер.
— Вот именно.
— Он действительно плавал на «Ханаане»?
— Да.
Она глядела сквозь меня на тот причудливый город, что вырос в ее сознании.
— Если Бэгли обвиняли в убийстве этой женщины, значит, «Ханаан» был здесь. Когда это случилось?
— Да. Корабль стоял в Лонг-Биче. Насколько я понимаю, Элли Рассо была убита второго мая 1945 года. На следующий день «Ханаан» отплыл в море.
Я прочитал в ее мозгу мысль, непосредственно вытекавшую из той информации — тем более, что я сам подумал то же самое. Если «Ханаан» стоял в порту в ту ночь, его капитан был еще одним подозреваемым.
— Как она погибла?
Я рассказал Элизабет, что знал. Я рассказал ей, как Том провел в пустом доме несколько дней наедине с трупом матери. Я хотел, чтобы она осознала последствия того давнего убийства. Она помотала головой, словно желая выбросить из нее услышанное.
— Мой муж, конечно, не святой. Но он не способен на подобное. Я точно знаю, что он не убивал. Мы провели вместе его последний день на суше — вечер тоже.
— Вы уверены, что вас не подводит память?
— Вполне. Более того, я могу это подтвердить. В первый год женитьбы я вела дневник. Он сохранился.
Она извинилась и вышла. Я отхлебнул из стакана, почувствовав в сложившихся обстоятельствах легкие угрызения совести: как-никак я пил виски капитана. В кабинет вошла Элизабет. В руках у нее была маленькая книжечка на замочке в переплете из белой кожи, на котором золотыми буквами было вытиснено: «1945 год. Дневник». Она отомкнула замок ключиком, положила дневник на письменный
Я стал читать, перегнувшись через се плечо.
«Сейчас полночь, милый дневник, я очень устала и очень счастлива. Машина только что увезла Бена на корабль. Мы провели прекрасный, спокойный день в Эль-Ранчо, и я впервые почувствовала себя действительно замужем. Мы предоставили наш дом Джеку и Мариан в их полное распоряжение — у Джека это тоже последний день! — и поехали к отцу. Он прекрасно ладит с Беном. Это добрый знак на будущее. Я показала Бену школу Ривер-Вэлли — когда-нибудь мы отправим туда наших собственных детей, а Бен рассказывал мне о своих морских приключениях. Я ощущала себя Дездемоной, слушающей своего Отелло. И я его простила (тихо, милый дневник, не будем обсуждать это). Я простила ему ту, что заявилась к нам в марте с мальчиком. Я снова почувствовала себя женщиной. Но теперь, когда Бен уехал, а я осталась совсем одна, мне немножко страшно, милый дневник. На Окинаве идет ужасная война, а „Ханаан“, похоже, отправился именно туда. Возвращайся домой живым, дорогой муж!»
Элизабет подняла голову.
— Тогда мне было двадцать два года. Я была романтической особой. Но я просто должна была вам это показать. Это подтверждает, что Бен не имел отношения к смерти той женщины. Иначе и быть не могло. В тот день он не оставлял меня ни на минуту и отправился на корабль прямо из Эль-Ранчо.
— На чем он уехал?
— На военном фургоне.
— Кто был водителем?
Она ответила не сразу.
— Кто-то из моряков. Я не помню, кто именно.
— Не Смит?
— Может, и Смит. Наверное, он. Но прошу вас, не расспрашивайте его об этом.
— Почему? Если ваш муж невиновен...
— Он действительно невиновен.
— Тогда у вас не должно быть возражений — будь то Смит или кто-то еще.
Ее глаза потемнели от внезапного и бурного всплеска злости:
— Не объясняйте мне, что я должна делать, а чего нет. Вы находитесь в моем доме и копаетесь в моей жизни.
— У вас-то есть жизнь, а Элисон Рассо ее потеряла. Вот в чем дело!
Я взял дневник Элизабет в руки и стал листать. Она попыталась помешать мне, но передумала. Злость вдруг перешла во что-то более личное и неуловимое. Мне показалось, что ей хочется, чтобы все наконец выплыло наружу.
— Вы сказали, что женщина с мальчиком появилась у вас в марте?
— Да, в марте 1945-го.
Запись, датированная пятым марта, отыскалась легко.
"Сегодня случилось нечто странное. В дом пришла женщина с мальчиком лет четырех-пяти. Она рассказала мне что-то ужасное, но я не могу записать это, милый дневник. Я никогда не забуду этот день. Он сделал меня Фомой Неверующим. Кстати, мальчика, по словам женщины, звали Томасом [4] ".
Я прочитал это вслух. Элизабет кивнула.
4
По-английски библейское имя Фома Неверующий воспроизводится как Томас.