Спящие Дубравы
Шрифт:
Глори заговорщически подмигнула:
— Только не говори никому. Свою пра-пра-прабабушку!
Видя наше недоумение, она рассмеялась и, болтая ножкой, стала вещать нарочито низким голосом:
— В черном-черном городе на черной-черной улице стоит черный-черный дом, в котором сидит… рыжий-рыжий гном! Ха-ха-ха!
— Да причем тут гном… — начал было Бон, но тут же замолчал и с почти суеверным страхом посмотрел на нашу принцессу: — Погоди-ка! Его часом зовут не Филлиппий?
Девушка притворно надула губки:
— Фи, какой ты, оказывается, противный! Я только-только начала входить во вкус. Ладно, коли ты все так хорошо знаешь, то сам и рассказывай!
Похоже, эти двое надо мной издевались. Когда я поделился сим глубокомысленным выводом, Бон начал объяснять:
— Значит так. Как ты, должно быть, знаешь, Хойру построили сто двадцать лет назад…
— …разведчики королевы Зензириты Салийской, — со вздохом закончил за него я. — Куда же без них, сердешных!
— Угу. Ходит байка, что Хойра…
— …имя ее прабабки.
— Снова правильно. Так вот, когда снова услышишь эту чушь — плюнь рассказчику в лицо. На самом деле достойную леди звали не то Фанни, не то Сюзи. А что до Хойры, то долина, в которой возникла сначала торговая фактория, а потом и город, на языке местных племен называлась Хои-ра — «Черные поля».
— А почему черные?
— Из-за плодородного чернозема. Теперь понятнее?
— Ну, допустим.
— Тогда слушай дальше. Коли ты служил в гвардии, то Улицу имени Тридцати Шести Бутыррских Скотокрадов, без сомнения, знаешь.
Еще бы! По воспоминаниям старожилов, эти самые скотокрады (из которых, кстати, двое были детьми, четверо — женщинами, а один — семидесятипятилетним одноногим инвалидом) были крестными папашами, мамашами, дедулями и племяшами здешнего уголовного мира. Они фактически правили городом почти десять лет и, может быть, правили бы им до сих пор, если бы не жадность и честолюбие. Одним словом, бутыррцам стало мало просто держать Хойру в кулаке: они замыслили восстать против Зензириты и добиться независимости. Естественно, из этого ничего не вышло. Армия королевы быстренько разобралась с бунтарями и их наемниками, а двадцать оставшихся в живых скотокрадов публично четвертовали на главной площади. Вполне предсказуемый конец истории, а вот эпилог у нее парадоксален.
Через двенадцать лет после этих событий Зензирита умерла, и ее империя стала разваливаться как карточный домик. Хойра обрела-таки независимость, и вот тут-то горожане вспомнили о скотокрадах. Для начала вчерашних заговорщиков и бандитов всем скопом объявили народными героями (хорошо хоть не канонизировали, хотя предложения высказывались), сложившими головы в борьбе с тираном. Потом на центральной площади вырос чудовищный (по высоте, массивности и восприятию) чугунный памятник работы сумасшедшего скульптора Церри Телли «Мужество непокорных», состоящий сплошь из разрозненных и причудливо сплетенных частей тел казненных бутыррцев. И, наконец, улица, на которой когда-то жили скотокрады, стала носить их имя. Разумеется, официально она именовалась «Улицей имени тридцати шести спасителей Отечества», но я в жизни не слышал, чтобы хоть кто-нибудь произносил это название. Народ все равно не обманешь!
С тех пор прошло немало лет. История о скотокрадах поросла быльем и превратилась в очередную местную легенду, в которой на слово правды приходится три вымысла. Памятник Церри Телли, к радости всех имеющих хоть какой-то художественный вкус, переплавили на новые ворота. Дошел черед и до пресловутой улицы. Во-первых, официальное название официально заменили на народное. Во-вторых, как-то сама собой получилось, что улица превратилась в штаб-квартиру новых хозяев города и заполнилась борделями, притонами, кабаками, лавками менял, ростовщиков и подпольными революционными кружками. И, в-третьих, вследствие этого получила у блюстителей порядка прозвище «Черная улица».
Но я по-прежнему не понимал, причем тут рыжий гном Фи… Что-о-о-о?!! Фил Красный Нос?!!
— Глори, детка, — вкрадчиво произнес я, — ты меня очень расстраиваешь.
— С чего бы это? — воинственно вскинула голову девушка.
— А с того. Порядочным девушкам нельзя общаться с людьми типа Красного Носа.
Маленькая принцесса показала мне язык:
— А он и не человек!
— Все равно нельзя. И не придирайся к словам, красавица.
— А вот и буду! — упрямство этой особы, когда на нее находит, не поддается описанию. Но я тоже могу при случае упереться рогом.
— Взгляни на меня. Я — большой, сильный и ловкий мужчина. И на поясе у меня тяжелый длинный меч. Кроме того, в определенных кругах этого города за мной закрепилась весьма специфическая репутация. Как ты думаешь, почему я, при всем при этом, совсем недавно общался с Филом при посредничестве Капитана?
— Откуда я знаю?
— Так я тебе объясню. Потому что Фил Красный Нос — одно из самых порочных и опасных существ по эту сторону океана. Скажу более — в этом городе он если и не бог, то, по крайней мере, божок. Очень злой, капризный и жестокий божок. Теперь ты понимаешь, что твоя затея была сущим безумием?
— Как видишь, кое-что из этой затеи все-таки вышло!
М-да, против такого аргумента, как мешок золота, как говорится, не попрешь.
Положение спас Бон. Чувствуя, что мы довольно близки к ссоре, он демонстративно прокашлялся:
— Кстати, прелестная гроза красноносых ростовщиков. Я, тугодум, так и не уразумел, каким образом в эту историю затесалась твоя ограбленная родственница?
Вышеупомянутая гроза тут же купилась на эту простую уловку. Я еще раз подивился странности женщин: их можно колошматить головой о стену и не добиться ни слова, но стоит только намекнуть на заинтересованность и признать свое бессилие, как они сами все выложат.
— Ну, значит так. Когда я отправлялась на поиски папы, то кроме энной суммы денег прихватила с собой шкатулку с фамильными драгоценностями: комплектом из колье, серег и браслетов. Он был изготовлен лучшими мастерами ювелирной фирмы «Яйца Фаберже» и принадлежал той самой пра-пра-прабабушке, а после ее смерти передавался в нашей семье по женской линии на протяжении шести поколений.
— Пока, наконец, представительница седьмого не заложила их гному-прощелыге, который, естественно, ее бессовестно надул!