Спящие карты
Шрифт:
Присоединиться не желаете? Рыцари конечно из вас никудышные, но вот в роли лошадок будете смотреться очень даже ничего.
Новый приступ смеха напрочь заглушил рокот моторов.
– Ну, ты клоун, мужик, - отсмеялся главный.
– Псов уже месяца два как нет. Мы их всех к ногтю прижали у рудных шахт на восточной окраине. Ни один не ушел. Но никакого Невского там не было. И вообще, кто он такой? Надумал себе нашу славу присвоить? У нас за такое дело мотоциклами рвут. В городе самая последняя вошь знает, что Псов Орлы порешили и их территория теперь наша. А ну колись, где этот Невский живет.
Наступил мой черед смеяться.
– Не переживай ты так. Никто на вашу славу не покушается и тем более над вами не потешается, мы говорим о совершенно разных событиях. Нет причин для беспокойства.
– Ну, тогда ладно, - смилостивился главный.
– Но ты так и не ответил на первый вопрос.
– Мы чужаки. Идем в город. Меня зовут Дмитрий, а пацан немой, поэтому имени не знаю. Говорили мне в детстве - учи язык жестов, пригодится, а я не слушал. И как результат у нас одностороннее общение - я говорю, а он руками машет. А что машет, чего машет не знаю. Самое печальное - анекдоты рассказывать не может.
– Чужаки, - нахмурился мужик.
– Это и так видно.
Порывшись в карманах кожаной куртки, он извлек окурок сигары и увесистую бензиновую зажигалку. Зубчатое колесико чиркнуло о кремень, рождая огонь.
Поплямкав раскуривая, он глубоко затянулся и выпустил из ноздрей два облака дыма.
– Вот только не пойму это ты копируешь выхлоп мотоцикла или мотоцикл тебя, - говорю, тоскливо глянув на сигару.
Мужик хохотнул и протянул мне окурок:
– Хочешь?
Я радостно закивал в ответ и, ухватив сигару, жадно затянулся. Табак оказался отличный, с мягким ароматным привкусом.
– Знатное курево, - с сожалением возвращаю сигару владельцу.
– Это точно, - согласился он и еще раз оглядел меня с ног до головы.
– Я Гильза - ватаг Орлов. Если хочешь, можем с ветерком подкинуть до города.
– Премного благодарен, - отвечаю, сдерживая радость от такого удачного финала беседы.
– Давно с ветерком не катался.
Выстроившись колонной, мотоциклы быстро движутся к городу. Я устроился на узком жестком сиденье позади Гильзы, а мальчика приютил немолодой мотоциклист с бритым налысо черепом.
– Так откуда говоришь, вы пришли?
– перекрикивая мотор и свистящий воздух, интересуется Гильза.
– Из другого мира.
– Никогда не слышал, - поворачивается он.
– Бывает, - философски изрекаю я.
– Ну и как там у вас, в другом мире?
– с насмешкой интересуется Гильза. Похоже, не поверил моему ответу. Ну и правильно, я на его месте вел себя так же.
– Хреново там, где мы есть и соответственно наоборот.
Он согласно кивает и прибавляет газу. Мотоцикл злобно взрыкивает и выбрасывает из-под заднего колеса куски дерна. Длинные волосы Гильзы хлещут меня по лицу, все время приходится уклоняться. Поворачиваюсь назад и взглядом спрашиваю у мальчика как дела. Высунув из-за широкой спины водителя восторженную мордашку, он показывает большой палец и сразу же снова хватается за кожаную куртку, чтобы не вылететь из седла.
Похоже, этот исполинский город переживает не лучшие времена. На окраине каменными сугробами лежат три разрушенных взрывами небоскреба. Такое впечатление, что взрывчатка была заложена где-то в подвале, у основания, и от этого здания при взрыве как бы провалились внутрь себя самих. А в остальном - нормальный современный город, в котором идут обычные уличные бои. В армии я успел на это насмотреться. Когда за ничтожно малый срок большой цветущий город, живущий мирной жизнью, превращается в военный полигон. Когда клумбы вместо цветов засажены свинцом, а трупы не успевают убирать с улиц.
Где-то справа прострекотала одинокая очередь, но никто из мотоциклистов даже головы не повернул.
Мы медленно движемся по широким, но захламленным улицам, петляя между останками машин и кучами битого кирпича. Грязь и запустение неимоверные. Окна смотрят на нас разбитыми, а часто и закопченными глазницами. Шастают, гремя ребрами дикие собаки.
Кое-где мелькают человеческие фигуры.
Перед нами быстро, как стайка крыс перебежала дорогу группка людей с какими-то клумаками в руках и скрылась в подворотне. Чумазое детское лицо высунулось из окна на втором этаже на шум моторов, но тут же испуганно спряталось.
Мотоциклисты передвинули оружие поближе и начали нервно поглядывать по сторонам.
Былое спокойствие сменилось осторожностью.
– Чужой район. Обычно мы здесь не появляемся, но сейчас бензин на исходе.
Приходится ехать коротким путем, - пояснил Гильза.
На стене разгромленной закусочной надпись корявыми буквами: "Во имя чистоты души" а рядом два распятых на больших оконных рамах обнаженных тела с выколотыми глазами. Мужчина и женщина. Неожиданно, они шелохнулись, и я от испуга чуть из седла не выпал, так как считал их мертвыми. Пустые глазницы повернулись на шум моторов, а пересохшие губы зашевелились в беззвучной мольбе. Тучи мух роятся вокруг многочисленных ран на теле. От такого зрелища аж мороз по коже идет.
– Стой, - резко хлопаю по плечу водителя.
– Чего надо?
– не останавливаясь, поворачивается он ко мне.
– Там люди!
– указываю рукой на извивающиеся тела.
– Надо помочь!
– Это отступники, - нахмурился Гильза.
– Да хоть святые мученики!
– ору ему в ухо.
– Они же люди!
– Это территория святош и мы здесь не вправе…
– Какие еще к черту святоши?
– я уже готов спрыгнуть на ходу с мотоцикла.
Гильза резко ударил по тормозам, и тяжелый мотоцикл пошел юзом пока не остановился, уткнувшись передним колесом в поваленный столб.
– А вот такие, - хмуро произнес он, сдвигая очки-консервы на лоб.
– Накаркал! Ох, как чуял, что надо длинным путем ехать. Лучше б несколько километров прокатили мотоциклы или послали кого за бензином чем с этими встречаться.
Этими оказались полтора десятка рослых фигур в черных длинных балахонах с надвинутыми на лицо капюшонами преградившие цепью нам путь. В руках длинные винтовки с примкнутыми штыками. Похожи на трехлинейки образца второй мировой войны, только штыки длиннее и с односторонней режущей кромкой испещренной мелкими зубьями. Вместо поясов толстые сложенные вдвое веревки, на шеях тяжелые четки с непонятной символикой, похожей на свернувшегося в материнской утробе зародыша.