Спящий принц
Шрифт:
– Это правда ты?
Язык прилип к нёбу.
– Я видела тебя на площади, - сказала она, шагнув вперед. – Я подумала, что схожу с ума. Но я должна была понять… Что ты делаешь, дитя?
– Я… я… мне нужен плащ и немного еды. А потом я должна уйти.
– Что значит «должна уйти»? Где Лиф? Где Трина? Давно вы вернулись? Где остановились?
Сердце колотилось, горло сжалось, и знакомое липкое ощущение поползло по плечам. Я хотела ответить. Я хотела бежать. Я не была к этому готова. Я смотрела на нее и качала головой.
Где Лиф?
Без лишних слов Кэрис бросила корзинку на землю и взяла
Она открыла входную дверь и позвала Лирис. Я купала в свете и тепле, запахе жареного мяса, и мне хотелось плакать.
– Я отведу лошадь в амбар, - сказала она, похлопала меня по руке и ушла.
От звуков шагов я вздрогнула и приготовилась к удару увидеть лучшую подругу впервые после похорон отца.
Она встала передо мной, светлые локоны выбились из-под чепца, ее сливочная кожа покраснела от жары. Она склонила голову, напомнив мне этим Сайласа. Мы смотрели друг на друга, и я поняла, что готова бежать.
– Эррин? – сказала она, окинув меня взглядом. Я сглотнула, глаза покалывало от ее пристального взгляда. – Это ты? Ты выглядишь… - она замолчала. – Ну, штаны мне нравятся, - сказала она. – Это Лифа? Ты похожа на него с такими волосами. Я думала, это он, - она заглянула мне за плечо, а потом посмотрела на него. – Он с тобой? Вы вернулись? Эррин? Эррин, ты в порядке?
Где Лиф?
Я смотрела на нее, кровь шумела в ушах, сердце отбивало слишком быстрый ритм.
Лиф.
Его не было в моих планах, ни когда я шантажировала Сайласа, ни когда хотела уйти с мамой в Конклав, ни когда отправилась в путь. Я не включала Лифа в наши планы.
Я думала о будущем реалистично, и его не было в будущем. Я не ожидала его в будущем. Я просто говорила себе, что он когда-то вернется домой.
Я знала все это. Но не хотела принимать.
А теперь я была в Тремейне – дома – и не могла этого игнорировать.
Он не был узником в Лормере, он не был ранен. Он не боролся, чтобы вернуться к нам.
Боль, сильная и скованная, появилась в моем сердце, словно что-то мертвое, и вспыхнула без предупреждения. Он мертв. Брат мертв. Он не вернется домой. Боль была острой, заставила меня упасть на колени, прижала к холодному деревянному полу, и я не могла дышать. Боль была такой сильной, что сдавила мне легкие.
Руки Лирис обвили меня, от нее пахло мукой, маслом и добром, и я взвыла, уткнулась головой в ее плечо, как животное. За своими стенаниями я услышала шаги. Они приблизились, а потом удалились, но я цеплялась за подругу, а она обнимала меня. Когда мои пальцы сжимали крепче, ее делали так же, пока мы не впились друг в друга так, что могли оставить синяки.
Слезы остановились, и я обмякла в ее руках.
Впервые за четыре месяца я могла дышать.
– Тебе нужно искупаться и поесть, - сказала она красивым переливчатым голосом. – И поспать.
– Не могу, - сказала я хрипло, как ворона. – Мне нужно уходить.
– Эррин Вастел, ты не можешь уйти. У нас комендантский час, и ворота закрыты. А даже если не были бы, я бы тебя не отпустила. Ты дома.
И снова полились слезы, но эти слезы были теплыми и крупными, я могла дышать с ними.
* * *
Она сидела на стуле у кадки и смотрела на меня, чуть прищурив глаза. В соседней комнате слышался шепот ее родителей, они ужинали. Лирис не подпускала их ко мне после моего упадка, провела меня через теплую кухню, вытащила оловянную кадку к огню, наполнила ее кувшин за кувшином горячей водой. Она помогла мне раздеться и залезть туда, тихо ворча при виде синяков на мне, из-за моей худобы, а потом вымыла мне волосы. Наконец, она размотала мою руку, перевязала ее заново настоящим бинтом, натерев раны мазью, что тут же начала работать.
Хоть ей было сложно, она ждала, пока я заговорю. Она не спрашивала, где мы были, почему я не писала. Она приняла все это терпеливо, тихо говорила о Кирине, о медленном танце, что они исполняли осенью, пока он не поцеловал ее и не сделал предложение. Она рассказывала о том, что он стал солдатом, что это было потрясением, но она думает, что все будет в порядке.
Она не думала, что грядет война.
Я подумала о нападении в лесу, о стреле, попавшей в Кирина. О големах в Алмвике, лагере в Тирвитте. О наемниках, что охотились на меня, о солдате, заставившем меня встать на колени, а потом перерезавшем другому человеку горло. Я подумала о Лифе, который не вернется из Лормеры. Близилась война. Даже если Спящий принц не пойдет в Трегеллан, война была здесь. Хуже всего было знать, что если бы я была на ее месте, жила там, где всегда жила, я бы тоже думала, что Трегеллан – мирный рай.
Невинность ее слов, их нормальность – без ругательств, чудищ, алхимии, тайн – что-то натягивали во мне, и я решила, что не хочу, чтобы она знала о моей жизни в Алмвике, не хочу, чтобы она знала о моих худших поступках – создании ядов, нападениях на людей и пожаре. О краже. О нападении на ее суженого. Я не хотела, чтобы она видела меня такой. И не хотела пугать ее. Я хотела, чтобы она оставалась невинной.
Но я должна была что-то рассказать, она ждала, что я сниму с себя груз.
Я не упоминала Эликсир или Сайласа. Не описывала нападки Анвина, людей в лесу. Я не рассказала о големах или том, что случилось со мной по пути сюда. Я просто объяснила ей, как сломалась мама – не упоминая о звере – и как я пыталась ее лечить. Я справлялась, пока не поняла, что придется рассказать, что маму забрали, а меня не было рядом, чтобы защитить ее. И что я пыталась теперь ее вернуть.
– Это не твоя вина, - тут же сказал она, дав мне новый кусок мыла, я жадно его понюхала.
– Конечно, моя. Нельзя было оставлять ее одну. Боги, Лир, это, наверное, было ужасно. Солдаты ворвались и забрали ее. Она даже не знала, что происходит. Я сделала это с ней, потому что я…
– Что ты?
Я покачала головой.
– Не важно.
– Эррин, не говори так.
– Прости.
– Мне не нужны извинения, - заявила она, и я опешила. – Жаль, ты не видела себя, когда прибыли. Ты была похожа на труп. Волосы, синяки. Ты словно ни разу не ела после того, как покинула дом. Давно ты так жила? Кто о тебе заботился?