Спят усталые игрушки

Донцова Дарья

– Что-то вы никак не поженитесь, – сетовала Аллочка.

– Проверяем друг друга, – улыбнулась Тома.

– Ты хоть с ним уже переспала?

Тамара покраснела и твердо сказала:

– Только после свадьбы.

– И он не пристает? Почти полтора года? – изумилась Мостовая.

– Леня уважает мои чувства и считает, что первая брачная ночь должна стать незабываемой, – убежденно сказала Тамара.

«Господи, только бы он не оказался импотентом», – подумала Аллочка.

Свадьбу играли в марте, на Красную горку, лучшее время для обращения в загс. У Лени имелась

своя небольшая квартирка, и молодые переехали к нему. Впервые Аллочка и Тамара потеряли возможность вечером вместе пить чай. Встречались они теперь реже, тем более что Мостовая снова вышла замуж, чаще просто перезванивались. Людмилу Алла перестала встречать, только на днях рождения Леонида и Тамары они оказывались за одним столом и мило улыбались друг другу. Но обе знали – никакой радости эти встречи им не доставляют.

Тамара казалась счастливой. Жизнь ее теперь вертелась вокруг любимого супруга, и в разговорах с Аллочкой то и дело произносилось его имя: Леня любит котлеты, Леня не пьет кофе, Леня спит до восьми… Леня, Леня, Леня… Потом просто буря эмоций: Тамара ждет ребенка. И вновь драгоценный супруг оказался на высоте: давил соки, тер морковку, сдувал пылинки…

Тем неожиданней прозвучал однажды ночью звонок.

– Я у родителей, – каким-то не своим голосом сообщила Тома.

Аллочка взглянула на часы – около двух. Натянув халат, она кинулась вниз.

– Я убью его, – неистовствовал генерал Рыклин, – негодяй, мерзавец, подонок, скотина!

– Не надо, папа, – тихо попросила Томочка, сидевшая в кресле. Беременность была пока незаметной, но Аллочка знала, что подруга на пятом месяце.

– А девку из Москвы выгоню, сволочь, – кипятился Рыклин.

– Ты этого не сделаешь, папа, – твердо сказала Тамара, – дай честное слово, иначе я моментально уйду из дома куда глаза глядят.

– Хорошо, – рявкнул генерал и попросил, выходя из комнаты: – Поговори с ней, Алла, но не забывай, что она в положении…

– Что случилось-то? – недоумевала Мостовая.

Томочка взглянула в окно, где стояла непроглядная ночь.

– Леонид полюбил другую.

– Как?! – оторопела подруга.

Тамара пожала плечами:

– Да, в этом нет никаких сомнений.

– И кого же?!

– Людмилу.

От негодования у Аллочки перехватило горло. С языка чуть было не сорвалось «я же все время говорила, что она дрянь», но Мостовая удержалась и осторожно спросила:

– Как ты узнала?

Тома вздохнула:

– Галя сказала.

Галей звали их общую знакомую. Женщина работала с Шабановой в одной поликлинике.

– Позвонила мне домой и сказала, что больше не может молчать, – тихо объяснила Тамара, – отношения якобы тянутся давно, но мне боятся сказать из-за беременности…

– А ты что?

– Поехала к Миле домой, дверь оказалась не заперта, а она с Ленечкой лежала в постели.

То, что подруга назвала потаскуна Ленечкой, взбесило Аллу до крайности, и она заорала:

– Надеюсь, ты надавала им по заднице?

– Пожалуйста, не кричи, – поморщилась Тамара, – Ленечка не моя собственность, раз решил уйти к другой, значит, полюбил ее. Я не стану мешать его счастью.

– Счастье! – пришла в абсолютное негодование Алла. – Да при чем тут это! Он – кобель, а Людмила – сука, вот и спарились. Погоди, еще назад на коленях приползет.

– Во-первых, это невозможно, – ответила подруга, – а во-вторых, не говори о них так, мне это неприятно.

Тамарина беззубая мягкотелость и полная нестервозность всегда удивляли Аллу. Но вышло все, как предсказывала Мостовая.

Через месяц виноватый Леонид с огромным букетом роз кинулся в ноги к обманутой жене.

– Прости, бога ради, – молил мужик, – не знаю, что на меня нашло, затмение какое-то. Только тебя люблю, возвращайся домой.

Томочка спокойно поставила цветы в воду и поинтересовалась:

– Где Людмила?

– К другому ушла, – брякнул спроста муж.

Тамара поправила букет.

– Чудесные розы, мои любимые, снежно-белые.

– Так вернешься? – обрадовался Леня.

– Нет, – покачала головой супруга, – ты уж извини.

– Разлюбила? – пошел в атаку негодяй.

– Не в этом дело, – прошептала Тамара, – но простить не смогу, а жить во лжи не хочу, нам лучше разойтись.

Целый месяц Леня обрывал телефон и охапками оставлял у дверей букеты, но жена осталась непоколебима. Даже генерал не выдержал и сказал как-то:

– Может быть, простишь дурака, все-таки мужик. Знаешь, всякое бывает…

– Ты изменял маме? – поинтересовалась дочь.

Рыклин закашлялся и сделал вид, что не слышал вопроса.

Потом Леонид перестал появляться, а спустя две недели раздался звонок и бесстрастный мужской голос поинтересовался:

– Тамара Игоревна? Леонид Михайлович Ковалев кем вам приходится?

– Мужем… – холодея, ответила Тома. – А что?

– Приезжайте немедленно по месту прописки, – не пошел на контакт милиционер.

Тома и Аллочка еще на подходе к дому поняли, что случилось несчастье. Вокруг было полно машин. «Скорая помощь», милицейский «Форд», труповозка и автобусик спасателей МЧС.

Алла распихала локтями зевак и… не увидела ничего.

– Что тут стряслось? – тихо спросила она у какой-то бабки.

Та молча показала пальцем куда-то вверх. Мостовая подняла глаза и моментально лишилась чувств. В доме, где жил Леонид, на первом этаже располагалась парикмахерская. Вход в нее украшала вывеска с затейливым названием «Купидон». Тут же помещался весьма толстый и уродливый, выполненный из железа мальчуган, сжимавший в правой руке направленную в небо стрелу. Вот на эту-то стрелу и оказалось нанизанным тело Леонида. Мужчина выпрыгнул из окна и угодил на штырь. Смерть его была мучительной. Когда Тамара и Алла приехали на место происшествия, он еще был жив, но помочь несчастному оказалось сложно. Вызванные спасатели начали пилить прут. Внезапно Леонид очнулся и дико закричал. Народ шарахнулся в стороны. Пришедшая в себя Аллочка кинулась зажимать подруге уши, та же, казалось, окаменела. Но скоро Леня снова потерял сознание и замолк. Пульс еще прощупывался, когда его грузили в реанимобиль. Машина, взвизгнув сиреной, понеслась по проспекту, однако до больницы самоубийцу не довезли.