Спят усталые игрушки
Шрифт:
Но я все никак не могла прийти в себя.
– Это вы сейчас так убивались на похоронах?
– Да, – подтвердила Галя, – очень все довольны остались. Вы знаете, сколько наша услуга стоит?
– Так вы работаете плакальщицей? – вырвалось у меня.
– Конечно, – ответила женщина. – А что так удивляетесь, если нанимать пришли? Цена не устраивает, можем договориться. Я малообеспеченным всегда скидку делаю…
– Шабанову знаете?
– Люду? Конечно, а что случилось?
– Она умерла.
Галя села на скамейку и потрясенно сказала:
– Как же так? Ведь совсем
Руки у плакальщицы слегка задрожали, и она вытащила из кармана красно-золотую пачку «Данхил».
– Мила покончила с собой.
– Какой ужас, – непритворно испугалась Галя. – Но почему?
– Дружили с ней?
Королева помолчала секунду, потом поглядела на часы.
– А вы ей кто?
Поколебавшись минутку, я рассказала сказку про большое наследство, а в конце прибавила:
– Дед Людмилы завещал разделить капитал между ней и Верочкой, вот и ищу девочку.
– Кто это? – не поняла Галя.
– Как кто, дочь Шабановой.
Плакальщица аккуратно погасила окурок.
– Следующие похороны только в пять. Пойдемте. Здесь недалеко неплохой ресторан, очень есть хочется.
Заказав себе салат, мясо, овощи, кусок торта и большую порцию мороженого, Галя хищно оглядела стол и вздохнула:
– Всегда после работы на еду словно волк кидаюсь. Много энергии расходую – плач изнуряет.
– Зачем тогда таким тяжелым делом занимаетесь? – не утерпела я.
Королева перестала жадно поглощать жареную картошку и резонно заявила:
– Знаете, сколько медсестра зарабатывает? Я тут за один день в пять раз больше имею! И потом, людям радость доставляю.
Я подавила смешок. Ничего себе! Просто счастье рыдать у гроба.
Но Галя, очевидно, заметила мою реакцию, потому что твердо повторила:
– Именно радость, хотя вам трудно понять. Вот смотрите, сегодня парня хоронили, до тридцати не дожил, глупо погиб. Мать в прострации, жена вообще ничего не соображает, приятели стоят пнями, да в бритых затылках мобильниками чешут. Ладно, сам он дурак, что с бандитами подружился и жизнь свою загубил, так хоть проводите по-человечески. Нет, все молчат. А тут я и подоспела, оплакала от души, откричала, о хорошем вспомнила. Собак он любил… Вот присутствующие и оттаяли, слезы потекли, жаль стало парнишку. Это радость и есть.
– Давно Шабанову знаете? – решила я перевести разговор в нужное русло.
– Да уж порядком. Она сразу после института в поликлинику попала, а я как раз в восемнадцатый кабинет перешла, там и познакомились. Удивительная женщина!
– Почему?
– Редкий талант, легкая рука. Наши врачи сами к ней ходить предпочитали. Абсолютно безболезненно работала, пациенты в очереди толкались. Конечно, не всем докторам это нравилось. Они газетку читают, а Люда даже присесть не успевает. Наша заведующая выглянет иногда в коридор да спросит: «Ну, кто следующий, проходите».
Больные головенки в плечи повтягивают и молчат. Потом кто-нибудь так тоненько пропищит: «Мы к Шабановой».
Вот наши стоматологи и злобились. Каких только гадостей про Милку не рассказывали: и пьяница она, и наркоманка, и потаскуха… Завидовали. Только все неправда. Вот мужчин любила, это да, но они у нее не задерживались. Неделя-другая, и все – убежал кавалер.
– Отчего так?
Галя доела огромный кусок жирного торта и с наслаждением закурила.
– Шут их знает. Людмила яркая, красивая, самостоятельная, зарабатывала больше всех… наверное, поэтому мужики чувствовали себя неуютно. Но она только казалась независимой, а на самом деле в душе робкая, застенчивая, сплошные комплексы. Вот и нацепила маску. Но с парнями ей фатально не везло. Знаете, что Шабанова из детдома?
Я кивнула.
– Родители Милы погибли в авиакатастрофе, – пояснила Галя, – только про деда ничего не слышала, Мила о нем никогда не упоминала.
Вот, значит, какую версию придумала для знакомых Шабанова. Что ж, это, безусловно, лучше, чем объяснять любопытным про секту и смерть отца.
– Бабушка была, – сообщила Королева, подбирая с тарелочки сдобные крошки.
– Бабушка? – изумилась я.
– Что же тут странного, – ответила собеседница, – раз была мать, значит, существовала и бабка. Вот где жила, не помню, но в Подмосковье. То ли Нахабино, то ли Реутово…
– Звали ее как?
Галя призадумалась, потом огорченно сказала:
– Не помню. Ни имени, ни фамилии, единственно, что в голове осталось, – на почте она работала, как будто начальницей. Да и откуда мне знать. Дело-то когда было. Мы с Милкой давно не встречались. Она уволилась, а меня выгнали, придрались, что на работу опоздала. Люда им ни телефона не оставила, ни адреса. А тут год примерно назад увидела ее случайно в универмаге. Ну, по такому случаю в кафе зашли, чай с пиццей заказали. Люда стала рассказывать, где работает, и тут у нее пейджер запищал. Прочитала, покраснела и говорит: «Извини, Галочка, должна торопиться, бабушка сообщение скинула, велит срочно к ней приехать. Старенькая она у меня, заболела, а помочь некому».
Я и советую: «Ты ей позвони, что едешь». А Люда в ответ: «Да некуда, телефона-то у нее нет, раньше бабуля почтой заведовала, так я ей на работу звонила, а как на пенсию ушла – все». Подхватилась быстро и убежала. Вот уж не подозревала ее в подобных родственных чувствах, думала, она на такое не способна, ведь как над Костей издевалась!
– Над кем?
Королева усмехнулась.
– Сынок это, нашей заведующей – Калерии Львовны. Костик – лапочка, свет в окошке. Ему и невесту маменька подобрала из своего окружения, и квартирку купила, и на врача выучила, да везде облом случился. На невесту, правда, вначале благосклонно глядел, только потом Милу приметил и погиб парень. Прямо сох по ней, а Людка лишь посмеивалась: «Не в моем вкусе».
Костя принялся обивать порог Милочкиной квартиры. В конце концов сама Калерия Львовна снизошла до Шабановой и стала улыбаться той при каждой встрече. Как-то раз Калерия позвала Милу и прямо заявила:
– Конечно, хотела сыну другую жену, не детдомовку, но, если у вас жизнь сложится, имей в виду: Костик у меня – любимец. Все ему отдам: квартиру, дачу, машину. Да и тебе помогу, устрою на золотое место.
Но Милочка только нахмурила точеный носик.
– Пусть Костя зря не старается, мне он не интересен.