Спят усталые игрушки
Шрифт:
Неделю парень пролежал, уткнувшись головой в подушку, отталкивая от себя подносимые заботливой мамой вкусности. Дней через десять раздался звонок. Бывшая любовница нагло заявила:
– Я беременна, а аборт стоит дорого, придется раскошелиться.
Костик принялся упрашивать даму сердца не губить ребенка. В отчаянии даже пообещал:
– Только роди, а я заберу, вернее куплю, сорок тысяч долларов дам.
Людмила приняла это безумное предложение. Калерия Львовна почти лишилась дара речи, когда однажды субботним утром увидала на пороге своей квартиры нагло улыбающуюся Шабанову.
– Да
Но Мила спокойно вошла в холл и сообщила:
– Поговорить надо. Могу родить вам внука, если Костя, как обещал, заплатит.
Начальница беззвучно прислонилась к косяку.
– Аборт сделать, как два пальца описать, – усмехнулась гостья, сверкнув черными глазищами, – а за сорок тысяч баксов отдам вам младенца, мне пеленки без надобности, деньги очень нужны.
Калерия Львовна никак не могла сообразить, как себя вести.
Огромность требуемой суммы ошеломляла. Примерно столько она скопила в течение всей жизни.
– Мамочка, – раздался за спиной тихий голос сына, – умоляю, соглашайся, я не перенесу, если она избавится от ребенка.
Калерия молча смотрела то на полубезумного сына, то на спокойно улыбающуюся гарпию.
– Ладно, – процедила она, – только чтобы оформила Костино отцовство и исчезла из нашей жизни.
– Без проблем, – заверила Мила и спросила: – Сейчас поедем?
– Куда? – удивилась Калерия.
– В нотариальную контору, бумаги подписывать.
Оказывается, практичная Шабанова давно все продумала, даже пригласила в нотариальную контору свидетеля, темноволосого, темноглазого мужика. От Калерии Львовны потребовали расписку. Якобы она должна Людмиле сорок тысяч «зеленых», которые обязуется выплатить по первому требованию.
Потом, вспоминая произошедшее, женщина была уверена, что подписывала идиотскую бумажку словно во сне. Никогда еще она, стреляный воробей, не попадалась на такое, а тут подмахнула протянутый бланк.
Мила ушла с работы и села Калерии на шею. Ей требовалось отличное питание, отдых в санатории, витамины, услуги косметички, массаж, домработница – всего и не перечесть.
Костю Мила не пускала даже на порог. Он оставлял на лестнице сумки с продуктами и уходил. Один раз, правда, рискнул подойти к бывшей возлюбленной, когда та выглянула за дверь. Людмила, тщательно запахивая на уже большом животе халатик, мрачно сказала:
– Твои визиты меня нервируют. Это может плохо отразиться на ребенке.
Больше Костик не рисковал.
Наконец наступил счастливый день. В ночь с двенадцатого на тринадцатое сентября Мила позвонила и сообщила:
– Еду в родильный дом, номер сто девяносто шесть.
Калерия Львовна пыталась пристроить «невестку» к своему гинекологу, но Мила отказалась.
К утру Шабанова родила отличную, здоровую девочку, после чего десять дней провела в родильном доме.
Поздно вечером двадцать третьего сентября Калерия Львовна и Костя приехали в клинику. Людмила вышла со свертком в руках и откинула краешек одеяла. Сердце Калерии тревожно сжалось. Из белоснежных, прокипяченных Костей пеленок выглядывало маленькое, сморщенное, слегка желтоватое личико. Вдруг младенец смешно наморщился, чихнул, открыл голубоватые, бессмысленные глаза и улыбнулся бабке. Калерия Львовна почувствовала, как в ее сердце входит любовь, безграничная, огромная. Очевидно, Костя почувствовал то же самое, потому что сказал:
– Давай сюда.
– Сначала деньги, – спокойно предупредила Мила.
Бабушка протянула ей пластиковый пакет. Не выпуская младенца из рук, Люда заглянула внутрь и, увидав плотные пачки стодолларовых купюр, удовлетворенно заметила:
– Надеюсь, не обманули.
– Мы не на базаре, – не удержалась Калерия, – забирай бумажки, отдавай девочку.
Тут ребенок отчаянно заголосил.
– Есть хочет, – пояснила Мила и, прихватив пакет, двинулась в глубь роддома.
– Куда! – напряглась Калерия.
– Да не бойтесь, куда я с ребенком денусь, – успокоила ее Мила, – и не нужна она мне, вот только покормлю и переодену, обосралась ваша кровинушка.
Необычность происходящего притупила бдительность, и Люда беспрепятственно ушла.
Костя и Калерия маялись в приемной. Наконец появилась санитарка со свертком.
– Вот, – заявила тетка, – велела передать, девочка уснула. Лицо только не открывайте, в воздухе микробы, еще заболеет.
Боясь дохнуть, Костя прижал к себе невесомый пакет, да так и продержал до дома. В спальне они с матерью откинули край одеяльца и вздрогнули. Прямо в лицо им смотрели огромные безжизненные глаза. Щеки горели нарисованным румянцем, пухлые гуттаперчевые губы ехидно ухмылялись. В пеленках лежала кукла.
Костя повалился на кровать. Калерия кинулась к телефону, но трубку не брали. Тогда женщина понеслась к наглой обманщице на такси. Но в квартире мирно пил чай незнакомый мужик. Ни о какой Людмиле он и слыхом не слыхивал, три дня назад купил квартиру в агентстве.
Вне себя Калерия вернулась домой. Костя сидел возле пустой детской кроватки.
– Она сбежала, – только и сумела выговорить мать.
Сын никак не реагировал.
– Завтра же пойду в милицию, ее обязательно найдут, – пообещала Калерия.
Но до похода в правоохранительные органы дело не дошло. В семь утра Калерию Львовну разбудил звонок. Удивленная столь ранним визитом, хозяйка распахнула дверь. На лестничной клетке мялся знакомый дворник и парочка милиционеров.
– Только не волнуйтесь, – сказал один, снимая фуражку.
– Что? – пробормотала, холодея, женщина. – Что?
Костю нашел дворник. Тело уже застыло, кровь, вытекшая из головы, свернулась. Калерия профессиональным взглядом медика окинула труп сына и беззвучно сползла на землю, инсульт поразил ее мгновенно…
Сеня замолчал.
– Вы не пробовали искать Людмилу?
– Зачем? – устало спросил парень.
– А деньги? Она же обманула вас!
Сеня молча покачал головой:
– Когда пришел к следователю и попробовал правду ему выложить, он посмотрел на меня, как на безумного. Сказал: дело ясное – от несчастной любви парень из окна сиганул, сколько хочешь случаев таких, а мать не вынесла смерти сына…
– Про сорок тысяч долларов говорил?
Сеня безнадежно махнул рукой.
– Конечно.