Сражайся как девчонка
Шрифт:
— Не много ты на себя берешь? — рука Роша дернулась, будто он собрался на меня замахнуться.
— В самый раз. Я своих людей вывел, а ты?
Я развернулась и пошла обратно к женщинам. Жизель как раз кормила ребенка Люсьены, и я снова вспомнила странный рассказ, как малыш оказался у Люсьены, и неувязки, множество неувязок. Но сейчас не до выяснения обстоятельств, выжить бы всем. Дожить до утра. Почему каждую чертову ночь в этом чертовом мире я ставлю себе одни и те же задачи? Замкнутый круг. Теперь мне в нем жить… полагаю, недолго.
Я легла, но слушала голоса. Они затихали, наверное, матросы тоже неслись как ужаленные от пожара, вымотались и скоро заснули. Я не сомневалась, что они поставили караульного, хоть одного, и надеялась только, что ему не приспичит взбираться по лестнице. Пошли ведь сюда Мижану, Рош, седой и Ару? Но тогда у нас горел свет.
Завтра мне надо непременно все взвесить и прекратить действовать без достаточного представления о том, что происходит. Чудес на мою долю Молчащие и без того отсыпали с излишком, щедрость их может и иссякнуть.
На удивление: я смогла заснуть и проснулась на какой-то миг от негромкого почавкивания младенца. Все верно, сквозь сон подумала я, дети не должны проголодаться и закричать, Жизель умница. Хотя и так себе мать…
Ничего мне не снилось. Ни тот мир, ни этот. Беспросветная тьма. Безысходность, уныние, тлен. Никаких мыслей, ощущений, воспоминаний. Может, к лучшему, потому что когда я открыла глаза, почувствовала себя по-странному отдохнувшей.
Почему я открыла глаза?
Крики, грохот, камни летят.
Камни?.. Обвал?..
Ару метался по залу, довольно потирая руки. За окном брезжил рассвет. Сколько же времени я спала, часа два? Опять обман организма, он мне за это жестоко отомстит.
— Тихо, тихо, — прыгал Ару от Бриана к Мижану и от нас с Люсьеной и Жизель до Анаис. — Тихо, мы тут нашли кое-что и разрушили лестницу. Теперь они сюда точно не сунутся.
— Что? Зачем? — Я села. Как мое тело? Еще не сообразило, что с ним такое, мне это аукнется. — Как вы ее разрушили?
— У меня было немного пороха. А вечное кресало взяли вон у нее, — Рош кивнул на Анаис. — Да не дергайся ты, у меня рука верная, кому нужно твое старое мясо…
Я, приказав себе не оценивать ситуацию сгоряча, подошла к окну, прилепилась к стене, осторожно выглянула. Светало, над морем разлили желтую краску, матросы ругались и отпрыгивали от лестницы и камней, которые все еще продолжали падать. Ару и Рош подорвали лестницу на самом верху, там, где к ней близко подходила скала, и теперь вместо десятка ступеней зияла широкая трещина, а следующие ступени были расколоты, и наступить на них было нельзя без риска для жизни.
— Хотя бы выглядит натурально, — пробормотала я и следом взяла и выругалась. Монахам можно, если надо отвести душу. И я утешала себя, конечно, и заодно Ару, торчащего за моей спиной, что никто к диверсии не придерется. Видно, что лестницу подорвали, но, возможно, это видно только из маяка.
А расщелина метров пять-шесть. И хорошо, если там и был провал, а не скала повредилась от взрыва.
— Вы нас здесь заперли, — сказала я, повернувшись к остальным. Никто уже не спал, все стояли и сидели полукругом. Глаза Жизель наполнились слезами, а лицо Фуко перекосилось. Но — есть выход, хотя и придется копать. В прямом смысле слова, потому что пролезем только мы с Симоном и Мишель, ну и младенцы.
И горько плакали наши яйца. И воду придется добывать из подземелья. Как туда спускаться без света, вечное кресало использовать нельзя, там газ.
— Давайте посмотрим, сколько у нас еды, — предложила я миролюбиво. — От этого будем отталкиваться. На сколько дней нам хватит провизии.
Рош и Бриан наградили меня злобными взглядами. Анаис же сволокла со стола мешок, и Мижану открыл было рот, чтобы заорать, но его тут же одернул седой.
— Это мой мешок! — возмущенно запыхтел Мижану. — Я тяжело болен!
— Нам нельзя шуметь, мой господин, иначе те ужасные бессердечные люди внизу узнают, что мы тут, — принялся убеждать его седой. Голос у него при этом был вязкий и приторный, как у завзятого льстеца, а выражение лисьего лица — подхалимским и брезгливым одновременно. Я как изображение на экране смартфона смахнула картинку, подкинутую воображением. — Они нам все оплатят, мой господин, каждый кусок хлеба.
— Куда мы денемся, — хмыкнула я. Анаис хохотнула, Рош тоже издевательски хрюкнул. Наблюдательному человеку хватило бы, чтобы понять, чего господину Мижану его претензии будут стоить, но он, видимо, был настолько уверен в своей правоте, что даже расслабился.
Провизии было не много, но и не мало. Шесть буханок хлеба, но здоровых, больше среднего батона раза в два, и пусть одним хлебом сыт особо не будешь, но и с голоду не умрешь. Поделить на пять человек каждую возможно вполне, получается тридцать кусков, на два дня хватит. Пока я производила в уме подсчеты, Анаис вытащила что-то, завернутое в тряпку, и под всеобщий очень тихий, почти неслышный, но довольный вой продемонстрировала нам чью-то вяленую ногу. Увы, но больше в мешке не было ничего, если не считать той буханки, которую вчера не доели.
— Горшки? — упавшим голосом спросила я. — Что-то, куда можно набрать воду?
— Это ты, — злобно выпалил Мижану, — пащенок, приказал разграбить мою телегу! Ты знаешь, что там было?
— Да мне сейчас, поверь, на это плевать, — пожала я плечами. — Было — сплыло. Живой остался и ладно. Ару, на пост, остальные… давайте завтракать.
Моему присутствию на троне оставались считанные минуты. Женщинам было без разницы, кто распоряжается, быть бы сытым и целым, а вот мужчины недобро дергались. Я, отламывая от хлеба кусок, легкомысленно поздравила про себя всех пятнадцать человек с тем, что, потеряй я место главнокомандующего, прочие тут же займутся выяснением, кто главный.
Совсем как канвары. Или они не настолько дикие, или люди от дикарей недалеко ушли.
— Что-то ты ухмыляешься, — с набитым ртом процедил Рош. — Мне твоя рожа все меньше нравится.
— Я от твоей тоже не в восторге, — отозвалась я, пропихивая в горло сухомятку, — но гневить Молчащих и роптать, что не то лицо, не та стать — не стал бы.
Мишель отнесла Ару его порцию и села рядом со мной. Все молчали, но обстановка накалялась. Жизель отряхнула крошки, пригладила волосы, уселась поудобнее и принялась кормить детей. Я с облегчением отметила, что прошлая ночь, как и предыдущая неделя, не сказались на количестве ее молока.