Сражайся как девчонка
Шрифт:
Черт. Видимо, тут каждый второй догадывался, что я не бедная. Эй, люди, не бедная я была! Сейчас у меня из богатств хорошо если невинность. И жизненный опыт не отобрать.
— А сколько стоят туфли из кратов?
— Монет двести. У твоего монастыря, наверное, были богатые покровители, раз у тебя такие дары.
— Ага, — не стала спорить я. Удобно, очень. Удобно быть монахом, жаль, у меня вряд ли получится прожить им всю жизнь. Это если я ее проживу, эту жизнь, потому что ко всем моим проблемам добавились еще и туфли, за право обладать которыми мне запросто
— Если они такие дорогие, почему никто не попытался меня разуть?
Ару засмеялся. Обидно мне не было, я радовалась такой удачной легенде. Она помогала мне руководить, спасала от мелких и крупных неприятностей.
— А куда их девать? — все еще усмехаясь, продолжал Ару посвящать меня в тонкости мирской жизни. — Они садятся в точности по ноге, пока свежие, и хоть кажутся мягкими, носить их кому-то еще невозможно, запросто натрешь ноги так, что будешь помирать от гангрены. Знаешь, как мы ловим разбойников? Есть подозрение — смотрим человеку на ноги. За нападение на богатых людей в княжестве полагается смертная казнь, а нам, страже, за пойманного душегуба — хорошая награда.
— Очень справедливый закон, — ехидно заметила я. Плот пристал к берегу.
Матросы грузили свое добро, те, кто встречал их, удерживали плот на волнах. Затишье кончилось, дождь припустил с новой силой и почти скрыл от нас и берег, и дальние скалы. Я позвала Симона на пост, поманила Ару за собой — нам надо было срочно понять, что делать дальше.
После некоторых препирательств Ару согласился, что единственный вариант — уходить сейчас, подорвав окна. Нет матросов, канвары примерзли, дождь нам спасение, а не смерть. Смешно, но именно на камнях и в бурю я уже погибала однажды — сменила комфортную и успешную жизнь на существование. Была богатой — стала нищей. Была известной — стала никем. Жила в благополучном просвещенном мире — оказалась в богом забытой дыре. Имела перспективы — получила риск быть ограбленной, избитой, обесчещенной, скончаться в муках от болезни, которую у нас могли вылечить за несколько дней…
Ару бережно высыпал на ладонь порох, когда рука его сильно дернулась и драгоценная пыль просыпалась на пол. И пол — пол тоже дрогнул. И я вздрогнула.
Затем затрясся маяк, и в метре от меня упал, глухо стукнув, крупный камень, и мне показалось, что скала разваливается на куски.
Все меры, что я знаю, катастрофически бесполезны. Все до единой. Держаться стен, бежать, прятаться…
— Под стол! — заорала я. — Прячьтесь под стол женщины и дети!..
Глава девятнадцатая
Скала трескается. Маяк рушится. Знали ли матросы, к чему приведет поджог газа? Уже неважно.
Все трещало, дрожало мелко, я рухнула на пол в момент, когда Мижану отпихнул Люсьену с ребенком и ужом ввернулся под стол. Я схватила его за ногу и дернула на себя.
— Люсьена, живо в укрытие!
Она меня вряд ли слышала. Мижану орал и пытался вырваться, я не отпускала, Жизель закатилась под стол и свернулась трясущимся комочком. Ребенка в ее руках не было, и Люсьена, сунув эльфенка Мишель, кинулась за Рене.
— Убей его! — безумно шептал мне на ухо доктор. — Убей, убей! Мы убьем его и поделим его деньги! У него много денег, я знаю, где они!
— Пусти, дрянь! Пусти меня, ты, рыбье отродье! — вопил Мижану, и я терялась в треске, криках, плаче детей и оглушительном «убей». Терялась, но не теряла самообладания.
С грохотом осыпалась кладка, открыв новый вид из прежде узких окон, поднявшуюся пыль прибило ливнем. Я на мгновение потеряла хватку, и Мижану вывернулся.
— Пусти!
Немощный стервец не хотел умирать легко и просто. Я дернулась в сторону, успев дать увесистого пинка Симону, который замешкался, и больше не смогла дышать.
— Сдохни!..
— Убей его!..
Я не нуждаюсь в твоих советах, ублюдок. Я убью, защищая свою жизнь, даже если ее останется после того считанные секунды. Мижану добрался до моей шеи, давил, и у меня темнело в глазах и рвало адской болью легкие.
Я из последних сил подняла руку и ткнула пальцем Мижану в глаз.
Маяк тряхнуло снова — и я промазала, но попала в ноздрю, Мижану взвыл, но лишь немного ослабил давление, убрав одну руку. Я кашлянула, хватая воздух, и тут же получила сильный удар в лицо.
— Убью!
— Убей!
Мижану замахнулся, я перехватила его руку и рванула на себя, выворачивая суставы, и смогла подтянуться и достать ногой до его живота. Мижану захрипел, я всадила локтем ему в солнечное сплетение, следующий удар нанесла в подбородок, и наконец хватка на моем горле пропала.
Я дралась как девчонка — но умеючи драться. Я использовала каждый миг, чтобы атаковать противника, и мое тело, никогда не знавшее битв, подчинялось новому разуму.
Я побеждала.
— Убью!
— Убей!..
Нет необходимости. Пещера раскололась как керамический чайник, град камней и слежавшейся земли осыпал нас, когда Мижану кинулся на меня снова — а я не стала сопротивляться.
Стихло все, кроме шума ливня и воплей канваров. Канвары?.. Так близко?..
Я глубоко вдохнула, выдохнула, распинала ногами камни, сбросила с себя Мижану.
— Все живы? — спросила я. Царило молчание, и я, испытав животный страх, заорала: — Все живы? Ответьте мне!
Перед глазами крутилось то, что некогда было маяком, ориентиром, на который шли из бурного моря измученные корабли. Все растекалось, и я не знала, дождь тому причиной или слезы, или что-то еще. Я села.
— Все живы?..
Я почувствовала тяжелую руку на плече и сглотнула.
— Почти, — ответил Ару. Я обернулась.
Даже после смерти господин Мижану не избавился от ненависти. Глаза его были открыты, уже залиты водой, и тускнел сочащийся злобой взгляд. Я протянула руку, взяла его за волосы и повернула окровавленную голову.
— Камень, — уверенно сказал Ару, и я кивнула. Камень. Человек, а тем более я, не ударит с такой силой. — За свою никчемную жизнь этот подонок сделал одно хорошее дело — спас тебя.