Среди людей неименитых. Воспоминания современника
Шрифт:
Когда братья напивались и дрались на коммунальной кухне среди керосинок и примусов, Арон кричал: «Володя, ты не еврей, ты жид, Володя, ты позор нашей семьи!» Тридцать лет спустя я услышал у Высоцкого: «Эх, Киська, мы одна семья: мои – безвинно павшие, твои – безвинно севшие…»
Сосед на втором этаже очень ревновал жену и много раз грозил ее зарезать. В выходной день, когда жена несла с коммунальной кухни в комнату кастрюлю со щами, он подошел сзади и всадил ей в спину столовый нож. Я побежал в ближайшую больницу (ту самую, в которой родились Высоцкий и я) за врачами. Поздно. Нож вошел так, что отделил одно легкое от другого, и у нее из горла хлынула кровь. Умерла до прибытия врачей. Соседу дали десять лет «за убийство на почве ревности». Когда его увозили, он кричал дочери: «Райка, бл…, береги
Думал ли я тогда, что через каких-то десять лет я буду «показывать» Париж Анне Ахматовой и пить виски с Марлен Дитрих. А тогда я даже еще и не знал, кто они такие. Детство кончалось: не могу назвать его счастливым!
Мелкие инциденты случались довольно часто. Бараки в Тузовом переулке отапливались дровами. Дрова жильцы покупали на складах, которые находились на путях нынешнего Рижского вокзала (тогда он назывался Ржевским, поскольку поезда ходили только до города Ржев). Каждую зиму мы шли, взяв с собой санки, на этот вокзал и покупали кубометр дров (мать давала мужикам-грузчикам четвертинку водки, чтобы положили на санки побольше березовых поленьев – горят лучше, а около дома в сарае (у всех обитателей барака был собственный сарай) пилили с отцом и кололи эти дрова. За этими сараями и проходило наше детство.
Как-то раз нашли с ребятами за дровами пятилитровый бидон, думали, что это клад, а там оказался новорожденный задушенный младенец. Согласитесь, что это совсем не похоже на «Детские годы Багрова внука» и на «Детство Никиты».
Но за этими же сараями играли в «казаки-разбойники», в «войну», катались на самодельных лыжах (из досок от бочек) и деревянных коньках, прикрученных веревкой к валенкам. Там же летом играли в «расшибалку» (стопку монет нужно было расшибить особой битой, чтобы монеты переворачивались с «орла» на «решку») или в «пристенок», а кто постарше – в карты в «подкидного дурака» и, конечно же, на деньги, по копейке, а по-крупному – по гривеннику.
В соседнем бараке жили семь братьев Земцовых. Разница в возрасте у их была в один год (контрацептивов тогда не было). Похожи братья были друг на друга, как «семь капель перцовки». Они по очереди сидели в тюрьме. Когда кто-нибудь из них появлялся во дворе, мы спрашивали: «Толян, тебя же посадили, что, выпустили уже?» – А он отвечал: «Я – Колька, свое отсидел, а Толян еще сидит». Как я не загремел вместе с ними в тюрягу – до сих пор удивляюсь. Вот такое детство.
«Да какое же это детство?» – скажете вы. Отвечу, как ответил герой детских анекдотов Вовочка своей учительнице: «Вот такое х… е детство, Марья Ивановна!»
Передо мной еще одна фотография, сделанная почти 60 лет спустя после той, с которой я начал эту главу. Цветная! Сделана навороченным цифровым фотоаппаратом. На дворе весна 2008 года. За столом сидят шесть лысых и седых мужиков. Все они присутствуют на той, черно-белой, 1950 года. Они одни остались живы во второй половине XX века и совершили целый подвиг, чтобы встретиться. На той, первой фотографии, они тоже лысые, оттого, что всех стригли наголо, чтобы не завшивели (после войны мыло было дефицитом; как известно, перед войной, во время и после войны соль, сахар, мыло, спички – дефицит!). А сейчас, в XXI веке они лысые оттого, что волосы и зубы выпали от старости. Но они выжили! А некоторые еще и работают, если и не во славу Родины, то хотя бы для того, чтобы еще пожить: ведь интересно, а что же будет дальше. Перечислю всех; они это заслужили всей своей жизнью: Игнатов Александр Васильевич (Рыжий) – журналист-международник, всю сознательную жизнь проведший в Африке, Европе и Латинской Америке; Шишов Владимир Сергеевич (Шишка) – трижды был Чрезвычайным и Полномочным Послом Советского Союза в арабских странах; Варшавский Александр Давидович – полковник химических войск ВС СССР, ныне – руководитель строительной компании; Крельберг Всеволод Самуилович (Крендель) – ранее инженер-ракетчик, а сейчас – главный менеджер крупной строительной компании; Свечарник Валерий Давидович (Слон) – разработчик ракетных систем, живущий сейчас во Франции; Филатов Михаил (отчества не знаю) – Филька) и ваш покорный слуга – Матисов Валерий Иванович (в школе – Мартын, в институте – Гегемон), остальное о нем можно узнать из книги «Средь хрупких муз и мудрых дядек. Мемуары конформиста».
Жизнь каждого из них, на мой взгляд, захватывающий роман. И я многое знаю из их рассказов и из своих личных наблюдений. Но писать не буду – могу что-то напутать или их обидеть, или, не дай Бог, выдать государственные секреты. Ведь у каждого «в шкафу есть свои скелеты». Хорошо, что они еще живы; многих других уже давно нет на этом свете. Царство им небесное!
МГИМО
Школа, а вместе с ней и детство, закончились. Впереди вся жизнь. Хотелось, конечно, многого. Например, начитавшись книг Поля де Крюи «Борьба с безумием» или Николая Амосова «Мысли и сердце», хотел податься в медицину; обязательно в нейрохирурги, или хотя бы в кардиологи! Спасать людей – вот высокая цель, вот ради чего стоит жить! Наверное, многие так думают в 17 лет, даже те, кто «ушел в революцию». Не смейтесь, ведь нас воспитывали на книгах «Овод» Э. Л. Войнич, «Как закалялась сталь» Н.Островского, «Разгром» А.Фадеева и т. п. Но «в революцию» почему-то не хотелось.
Задумал поступать в Полиграфический институт на книжнооформительское отделение. Уж очень я любил читать книги, особенно, если они с хорошими иллюстрациями. А такие книги в 40-50-е годы были, и их можно было взять домой на неделю в любой районной библиотеке, но поскольку в нашем бараке особенно не почитаешь, то я предпочитал сидеть в читальных залах. Недалеко находилась районная библиотека им. А. С. Грибоедова; в ней-то я частенько и просиживал до самого закрытия.
Пришел в Полиграфический институт, принес папку со своими детскими рисунками. Строгие дяди и тети посмотрели и сказали: «Задатки, молодой человек, у Вас определенно есть, но Вам нужно годик-другой походить в изостудию. А потом приходите».
Ничего себе, годик-другой, а там, глядишь, загребут в армию. В армию, как и «в революцию», тоже не очень хотелось, – уже «навоевался» во дворах Тузова переулка.
С этими мыслями я и брел по коридору школы (нужно было взять какую-то «форму 86»), а навстречу идет директор школы Ирина Васильевна: «Матисов, ты куда поступать будешь?» – Я, честно говоря, даже и не подозревал, что она знает мою фамилию, ведь нас было человек пятьдесят выпускников, а в моем классе она ничего не преподавала. – «Да вот не знаю и сам». – «А как насчет МГИМО?» – Я знал, что это был уже тогда «престижный и элитный» институт, куда брали детей высокопоставленных родителей, да и то по рекомендации райкомов комсомола или партии, с производства или из армии. Мне и в голову не приходило думать об этом институте. Я вяло ответил: «Туда же нужны рекомендации, просто так не придешь с улицы». – «Рекомендацию мы тебе дадим, только сдай хорошо экзамены. Ну так как?» – До сих пор ломаю голову, что это было: Его Величество Случай или Божий промысел?
Из нашего класса пошли сдавать экзамены четверо: Саша Игнатов, Игорь Овсянников, Володя Шишов и я. А из параллельного 10 «Б» – Коля Афанасьевский. Все пятеро были приняты! Все – студенты Восточного факультета Московского Государственного института международных отношений МИД СССР. Всех определили в академическую группу, в которой изучали арабский язык, поскольку пока еще мозги не забиты семейными проблемами, восточный язык учить легче. Ребят, которые проработали по два-три года на производстве или отслужили в армии и уже успели жениться и подзабыть знания, полученные в школе, в основном брали на Западный факультет.
На курсе мы были самыми молодыми – ведь прямо из школы. Было еще четверо из другой языковой спецшколы, английской. Такие же юные оболтусы: Вовка Воробьев (тощий), Вовка Корнеев (толстый), Сашка Кутузов (умный!) и Олег Коробко (никакой).
В 1960 году двадцать африканских государств освободились от колониального владычества Франции и Англии и, получив независимость, должны были стать членами ООН. 1960 год был объявлен «Годом Африки». Мудрые дядьки в ЦК КПСС давно предвидели процесс развала колониальной системы, который «пошел» сразу же после Второй мировой войны, и понимали, что нужно будет устанавливать дружеские отношения с молодыми африканскими государствами – членами ООН. Соцстраны в те годы в ООН были в «капиталистическом окружении», т. е. в изоляции.