Среди людей
Шрифт:
— Вполне, — сказал мужчина.
— Когда я вижу, что он совсем засыпает, я прошу его петь. У него ужасный голос, но мне тогда спокойнее. Как ваше имя-отчество?
— Леонид Сергеевич.
— Меня зовут Марина Петровна. Мы всегда стараемся подвозить кого-нибудь по дороге. Георгию Александровичу нравится ездить втроем… Вероятно, у вас в связи с перестройкой школы работа усложнилась?
— Да, — сказал Леонид Сергеевич.
— А говорят, ребята больше любят практические занятия, чем теорию. Я сама в детстве обожала строгать,
— Ты думаешь, это интересно? — спросил Георгий Александрович.
— Чем больше я живу на свете, — сказала Марина Петровна, — тем сильнее убеждаюсь, что самое интересное в жизни — это люди. Какая-нибудь неожиданная встреча, разговор по душам открывает вдруг такие глубины даже в тебе самой, что ты внезапно познаешь мир с иной стороны. Есть какие-то вещи, святые для каждого. Ведь верно, Леонид Сергеевич?
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Леонид Сергеевич.
— Это нельзя объяснить, это надо чувствовать…
Машина взбиралась в гору, двигателю было трудно, он громко и прерывисто забормотал, заглушив то, что продолжала говорить Марина Петровна. И только когда, выбравшись на равнину, мотор снова ровно задышал, послышались ее слова:
— …Поэтому и страшна всякая недоговоренность. Верно, Леонид Сергеевич?
— Пожалуй, — сказал он, хотя так и не понял, о чем она говорит, но ему уже стало неловко казаться таким бестолковым.
— Вот видишь! — торжествующе обратилась она к мужу,
Муж ничего не ответил. Она велела ему:
— Пожалуйста, пой.
Он тотчас же запел:
По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах…Некоторое время они так и ехали. Свет фар покачивался впереди на дороге, то упираясь в темноту, то густо поливая асфальт. Всей песни Георгий Александрович, очевидно, не знал: он заканчивал четыре строчки и снова принимался петь с начала.
«Странные люди, — подумал Леонид Сергеевич. — Что-то у них неблагополучно…»
Он был моложе их, еще не женат и поэтому не понимал, как можно при постороннем человеке, не стыдясь, обнажать свои отношения. И, как всякому постороннему человеку, ему представлялось, что эти дурные отношения удивительно легко исправимы, стоит только захотеть.
В машине было душно. Марина Петровна покрутила ручку на дверце, стекло опустилось, и встречный ночной ветер выдул духоту.
— Чем это пахнет? — спросила Марина Петровна, наклонившись к окну.
— Бензином, — сказал Георгий Александрович.
— По-моему, тополем.
— Или пылью, — сказал Георгий Александрович.
— У тебя странное обоняние, ты совершенно не воспринимаешь запаха природы. Посмотри, какое небо. Не туда посмотрел… Леонид Сергеевич, чем, по-вашему, пахнет?
— Тополем, — помявшись, ответил Леонид Сергеевич и быстро добавил: — Но к этому запаху примешивается и бензин с пылью. Вы не скажете, сколько еще до Бугров?
— По спидометру — восемнадцать, — сказал Георгий Александрович. — Правда, может быть, он немного и врет…
— С каких это пор он стал врать? — спросила Марина Петровна.
— С тех пор как мы купили машину,
— В первый раз слышу. Если он и начал врать, то только с того дня, как ты ездил без меня в Таллин.
— Ты имеешь в виду мою институтскую командировку?
— Хотя бы.
— Что значит это «хотя бы»?
— Не злись, — сказала Марина Петровна. — Я знаю, что я старше тебя.
— Разбиться бы, — вздохнул Георгий Александрович. Он обернулся к своему пассажиру: — Вы ничего не имеете против, если мы немножко разобьемся?
— Откровенно говоря, не хотелось бы, — сказал Леонид Сергеевич. — Я везу ребятам семена, настольный теннис и городки. Они очень ждут меня, и мне не хотелось бы огорчать их.
— У вас есть люди, которых вы могли бы огорчить? — спросила Марина Петровна. — Не всем дано такое счастье.
Георгий Александрович снова затянул:
По диким степям Забайкалья…— Мне кажется, — сказала Марина Петровна, — что труднее всего в вашей педагогической работе — привить детям отвращение ко лжи. Воспитать в человеке органическое чувство правдивости с детских лет — благороднейшая задача. Сколько горя приносит человечеству ложь! Бессмысленная, мерзкая, унизительная!
Ей приходилось почти кричать, чтобы слова ее были слышны сквозь громкое пение мужа.
— И даже тогда, когда человек уже уличен, — крикнула она, — он продолжает упорствовать! Вы наблюдали это у детей, Леонид Сергеевич?
— Бывает, — ответил он. — Их лучше тогда временно оставить в покое.
Она не расслышала, дотронулась до плеча мужа и раздраженно попросила его:
— Перестань! Это, наконец, невежливо… Что вы сказали, Леонид Сергеевич?
— Ребята врут по многим причинам, — сказал Леонид Сергеевич. — Иногда из страха наказания, иногда чтобы выручить провинившегося товарища — это самый сложный случай лжи, — иногда из чистой похвальбы. А чаще всего, Марина Петровна, они, вообще, говорят правду, и нам только кажется, что они привирают. Излишние подозрения очень ожесточают их. Я убежден, что если долго и систематически не верить честному человеку, то он непременно станет лжецом. У Толстого есть рассказ…