Среди людей
Шрифт:
И Володе уже была несимпатична спина уполномоченного, его заросшая, рыжим пухом шея, маленькие толстые уши, похожие на пельмени.
Машина взобралась на пригорок, покряхтела, постреляла и остановилась. Вася вылез, обошел ее вокруг, поднял капот. Копаясь в карбюраторе, он искоса наблюдал за пассажирами. Они тоже вышли из машины. Толстяк спокойно пыхтел длинной папиросой, молоденький корреспондент стоял рядом в своих желтых полуботиночках.
Пошел вдруг дождь. Васе хотелось бы увидеть на их лицах беспокойство или раздражение, ему
У подножия холма скопилось много талой воды; подрагивая, она стояла рябая от ветра.
— Глубоко здесь? — спросил Володя Корытов.
— Не очень. Неделю назад лошадь утонула, — ответил шофер.
— Веселенькое дело! Как же мы доберемся?
— Хороший шофер везде проедет, — сказал уполномоченный. — В Кромах я плыл на газике, как на амфибии…
«Поплывешь у меня! — растравлял себя Вася. — Возле Дубков так засажу, что маму вспомнишь!»
Через лужу проехали благополучно. Дождь усилился. По ветровому стеклу бились струи воды. Вася знал, что брезент над задним сиденьем протекает. Усыпленный, очевидно, стуком дождя, Марченко спал, прижимая к груди портфель.
— Как вас зовут? — спросил корреспондент,
— Василий.
— А по отчеству?
— А по отчеству нас не зовут.
— Меня, кстати, тоже чаще всего называют Володей или товарищ Корытов…
Слышно было, как товарищ Корытов ерзал на заднем сиденье, гремел ведром, стараясь уклониться от капающей сквозь брезент воды.
— Вы женаты? — спросил Володя.
— Женат. Супруга моя знаменитая в районе телятница. Зовут Леля. Вы запишите, а то забудете…
— И дети есть?
— Двое. Отличники учебы.
Его охватило ожесточение от собственного вранья. Он словно пьянел от него, заглушая тупым враньем чувство обиды на себя, на директора, на Лельку, на свой неприкаянный характер и окончательно погибающую нынче репутацию. То, что шел дождь, казавшийся из машины грязным, и начиналась топкая, расквашенная дорога, на которой ему предстояло завязить людей, переполняло его душу каким-то оголтелым отчаянием.
Приближались Дубки, расположенные в низине. Вдоль дороги лежал неопрятный снег, точно его полили спитым чаем. Почва становилась все более вязкой, уже не видно было колеи, она тотчас же вслед за машиной затекала грязью, Движок мучительно гудел и трясся.
— А совхоз ваш по району считается хороший? — стуча зубами от сырости и холода, крикнул Володя.
— Вы его, Владимир Ефимович, спросите про директоршу, — произнес вдруг уполномоченный, не открывая глаз. — Правильно, товарищ водитель?
Вася не ответил. Он увидел, как с крайнего забора взлетел щеголеватый петух и, очевидно не рассчитав своих сил, шлепнулся золотой грудью посреди дороги; похлопав крыльями, он затих, как муха на липкой бумаге.
Машина проползла еще метров пять на брюхе и застопорилась напротив петуха. Вася завел ее раз, другой, третий — запахло горячим бензином, кузов, сотрясаясь, увязал все больше и больше.
— Bee! — сказал Вася. — Приехали.
Открыв дверцу, он ступил на дорогу и, тяжело вынимая ноги, дошлепал до радиатора; здесь, присев на корточки, он заглянул вниз, под машину. Потом обошел ее и приблизился с той стороны, где сидел уполномоченный.
— Вот какая картина, — сказал Вася, — сели на мост. Колеса проворачиваются, они на весу…
— Эх ты, шофер! — Марченко сквозь зубы выматерился и с неожиданным проворством вывалился из машины. — Чего же теперь делать будем?
— Есть такое предложение, — ответил Вася. — Вон, видите ту хатку?.. Сейчас я вас туда провожу, там молочка попьете, коровка знакомая, здоровая. Можно культурно отдохнуть, у тамошнего мальчонки шашки есть…
— Плевать мне на твои шашки! — сказал уполномоченный. — Мечтал из Москвы ехать в шашки сюда играть… Где лопата?
Вышел из машины и Володя Корытов. Когда он зачерпнул туфлями холодного жидкого чернозема, Вася со злостью сказал:
— Шли бы вы в своих полуботиночках в хату. До ночи, граждане, все одно не откопаем. Мужики придут с поля, подмогнут. А вам к утрешнему поезду, как раз и поспеем…
— Ты человек или нет? — в бешенстве спросил Марченко. — Давай лопату! И чеши отсюда молоко пить, мы без тебя справимся…
— А я не нанимался, — вяло и неразборчиво буркнул Вася; раздражение рыжего уполномоченного почему-то не принесло ему облегчения.
Одну лопату на троих поделили так: Вася сидел в сторонке на пеньке и курил, а Марченко с Володей по очереди подкапывали передний мост газика.
Марченко копал яростно, задыхаясь, кашляя и отплевываясь. Раза два он влезал в машину, садился за баранку и пробовал запустить движок. Втаптывая полы светлого плаща в грязь, Володя Корытов упирался руками и грудью в зад газика и толкал его изо всех сил, чтобы он завелся с ходу.
Дождь хлынул снова.
Сидя на пеньке, Вася лениво подумал, что имеет полное право отобрать у Марченко ключ от зажигания; но вместо этого ему захотелось, чтобы уполномоченный каким-нибудь чудом выволок машину из грязи. Будь у этого рыжего дядьки две длинные доски, он непременно справился бы… «Засадил, сволочь, двух хороших людей! — горестно думал Вася. — Недаром Нилин со своей Нюткой терпят тебя. Развалили хозяйство. Приехал бы такой уполномоченный, с вас перья полетели б…»
Через час, когда стало видно, что все усилия пассажиров ни к чему не приводят — грязь засасывала обратно в яму, — Вася швырнул окурок и пошел прочь к избам. По дороге он выпростал глупого мокрого петуха и подбросил его высоко над головой.
— Сукин сын! — сказал Марченко.
Они продолжали копать, но уже притомясь и понимая, что все их усилия безнадежны. Минут через десять Марченко швырнул лопату.
— Бросьте, Владимир Ефимович! Придется культурно отдыхать…