Среди Миров
Шрифт:
В положенное время дверь камеры открывали и их проводили в небольшое помещение, где под присмотром суровых, вооружённых стражников они кушали и пили воду. Затем унылая процессия направлялась в противоположную часть коридора, где находилось помещение для справления естественных нужд…
В темнице не было окон, поэтому неизвестно было какое время суток. Из-за вынужденного безделья Владар совсем измучился. Ему казалось, что прошло уже пять суток, а то и целая неделя. Каково же было его изумление, когда на вопрос одного из заключённых стражник нехотя ответил, что только наступил первый вечер.
Владар, сидел на грязном полу. Он вцепился пальцами в решётку. Мутными от долгого страдания глазами глядел в коридор и думал, что, если так пройдут ещё сутки, то он будет уже кричать, требовать, чтобы его выпустили, или, во время обеда, несмотря на стражу, бросится бежать, или совершит ещё какой-нибудь безрассудный, отчаянный поступок.
Конечно, вспоминал он царевну Анну. И то, какой видел её прежде: живой, милой, недоступной в своём царском величии, но всё же желанной, ту, которой он посвящал стихи, поэмы и многие страницы своего личного дневника. (как хорошо, что этот заветный дневник не отобрали, что он лежит во внутреннем кармане его пиджака). И тут, рядом с этими светлыми воспоминаниями — кошмар. Бездушная кукла, порождение Шегъгорърара, снимающая с плеч голову, и совершенно чуждая к его, Владара судьбе; вообще чуждая всех человеческих судеб. Уродливая насмешка над самыми прекрасными его грёзами — её бы он уничтожил в первую очередь.
…Так, в мутном, мучительном оцепенении думал он из минуты в минуты, из часа в час… Большинство заключённых уже храпело, а Владар даже и не думал о сне. Уж чего-чего, а заснуть, несмотря на усталость он не смог бы.
И вот в долгое время пустовавшем до того коридора произошло движение. Ярко засиял в руке стражника факел. Но стражник шёл не один; рядом с ним, мягко шурша роскошным платьем, источая тонкий, приятный, едва уловимый аромат, шла она…
И вот они остановились возле камеры, в которую был заключён Владар. Стражник начал возиться с большой связкой ключей, а лже-Анна, не щадя своего платья, опустилась на колени, так что её личико оказалось прямо напротив лица Владара. И она произнесла:
— Ну, как ты здесь, милый… Как давно мы не виделись…
Глаза Владара помутнели больше прежнего, он сжал кулаки и прошипел с выражением боли и отчаянья:
— Поди прочь!.. Как смеешь ты скрываться под личиной единственной, прекрасной… Ты — проклятая кукла! Не приближайся ко мне!..
Некоторые бывшие в камере проснулись, но, ничего не понимая спросонья, недоумённо глядели то на Владара, то на лже-Анну. Должно быть, явление царевны представлялось им настолько невероятным, что они полагали, что это — продолжение их сна, и даже не удосуживались ничего ей сказать.
А стражник наконец-то открыл дверь в камеру, и накинулся на Владара:
— Как ты смеешь так разговаривать с царевной?..
Он даже замахнулся на Владара, но лже-Анна остановила его. Она произнесла:
— Не смей его трогать.
— Как вам будет угодно, ваше высочество, — и рявкнул на Владара. — А ну — пошёл?
Владар поднялся на ноги, но остался на месте. С вызовом глядел он на стражника. Лже-Анна говорила:
— Владар, я понимаю тебя. И всё же: заклинаю всем святым — пойдём со мной. Пожалуйста.
Владар подумал: "Ишь, как заговорила. Зачем ей такое искусное притворство? Могли бы просто прислать нескольких головорезов, скрутить, и отправить на свой Шегъгоръраръ или просто — ликвидировать. Но нет — зачем-то понадобился этот маскарад. Ладно, пойду с ними, а при первой возможности попытаюсь бежать".
С такими мыслями он вышел в коридор. Стражник быстро запер камеру и подтолкнул его в спину:
— Ну, пошевеливайся… пошевеливайся…
Владар шёл по коридору, рядом с лже-Анной, и с удивлением понимал, что не находит в душе своей отвращения и неприязни к этой подделке. Более того — он чувствовал те же возвышенные чувства, что и при общении с настоящей царевной Анной.
В смятении думал: "Неужели обман Шегъгорърара зашёл так далеко? Неужели уже и любящий человек не заметит подмены до тех пор, пока не увидит, как отвинчивается голова или пальцы?".
Вот они вошли в помещение, большую часть которого занимал добротный дубовый стол. Что касается стен, то они были сложены из внушительных каменных блоков.
Лже-Анна сказала стражнику:
— Ты можешь выйти.
Тот смутился, пролепетал:
— Но, ваше высочество… Это заключённый — он дерзок и опасен. Он может напасть, и…
— Я сказала: выйди. Стой и карауль в коридоре. Ну а я смогу постоять за себя.
Стражник поклонился и вышел, прикрыл за собой дверь.
Они сидели за столом, друг напротив друга. Царевна Анна сощурившись, внимательно вглядывалось в лицо Владара с неким неизъяснимым, но несомненно сильным чувством.
Владар первым нарушил молчание. Он произнёс неестественно раздражённым голосом:
— Я знаю, кто ты, а ты знаешь, кто я. Не понимаю, к чему сейчас ты меня позвала. Всё равно — мне одна дорожка на Шегъгорърар.
— Нет, — тихо ответила Анна, и прошептала. — Как же давно мы долго не виделись, милый. Как же давно…
— Не смей меня дурачить. Ты…
В глазах Анны заблестели слёзы. И вот уже покатились по её щекам. Она шептала:
— Видишь я плачу?..
— Вижу. И это ничего не значит. Это — такая же ложь, как и всё остальное.
— Нет. Порождения Шегъгорърара не могут плакать. И смех у них выходит совсем не таким, как у обычных людей. Лучше им не смеяться. Их скрежетание подскажет, что они подделки ещё лучше, чем магниты.
— А, ты и о магнитах вспомнила. Но магнит у меня отобрали. Иначе бы я тебя…
— У меня есть небольшой магнит.
— Всё, довольно! — махнул рукой Владар. — К чему это притворство? Я знал, что Шегъгорърарцы подлые, но не думал, что они ещё и глупые. Ведь я же видел, что ты откручивала свою механическую голову.
— Да. Я догадалась, что ты наблюдал за мной с ветки дерева. Но, всё же я настоящая. Я живая — у меня не железки внутри… Не веришь?
— Нет!
— Ну вот, смотри!
Та, кого Владар считал лже-Анной достала небольшой ножичек и надрезала себе ладонь. Тут же выступила самая настоящая, человеческая кровь. И из Владара вырвалось: