Среди ночи
Шрифт:
Опустошающие мысли последовали одна за другой:
Не Лулу ли наложила кучу дерьма им под дверь?
Не ее ли дерьмо он спустил в унитаз?
Нет, этого не может быть.
Она не могла совершить такое.
Не Лулу.
«Лулу…»
Он произнес ее имя вслух, и ему понравилось, как оно звучит. Поначалу она не хотела называть свое имя, что делало ее звонки еще таинственней. Но потом, все-таки, она представилась.
Она дразнила его, называя то по имени, то по фамилии. Как
Ему ее голос показался привлекательным, манящим, а она сама — чуть ли не самой «сексуальной» особой на свете.
Оживившись, он сказал:
— Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего…
— Ты хочешь знать, как меня зовут?
— Да.
— Это делает меня счастливой, Дэнни. Я могу почувствовать, что я что-нибудь для тебя значу — не просто голос.
Возбудившись и засмущавшись, и удивившись тому, что он возбудился и засмущался, он сказал:
— Мне нравится с вами общаться.
— Мне с тобою тоже, И если честно, то ты мне нравишься, Дэнни.
Он считал, что она старалась избежать ответа на его вопрос, на самом деле, ей не хотелось, чтобы он знал, как ее зовут.
Но ему пришлось удивиться.
— Лулу, называй меня Лулу и обращайся ко мне на «ты».
«Называй меня Лулу…»
— Тебя так зовут или это лишь прозвище?
— Лулу — это мое особенное имя. Только близкие мне люди могут так ко мне обратиться. И ты мне тоже близок, Дэнни, даже очень…
Будучи уже сильно возбужденным, он подумал о самом себе: «Что здесь происходит, и что со мной?» — он не мог говорить.
— Дэнни, ты еще здесь? Я слышу твое дыхание. Ты в порядке? Я сказала что-нибудь плохое?
— Нет, — ответил он. Это короткое слово застряло у него в горле, когда он снова попытался взять над собой контроль.
Она всегда говорила мягко и бездыханно, будто на свете не было никого, кроме нее и ее собеседника, будто они были друзьями — нет, не друзьями, а чем-то большим, будто они делились самыми своими сокровенными секретами. У нее был густой, дымчатый голос.
Она превращала скучный день в танец, простые ординарные вещи в нечто захватывающее, как в сентябре.
Она грустила по сентябрю, потому что сентябрь остался в прошлом.
— Будто от тебя ушла любима женщина, — сказала она.
— Женщина?
— Да. Сентябрь похож на женщину — прекрасную, чувственную. Ты понимаешь смысл этого — чувственная женщина, Дэнни?
— Конечно, — ответил он, и у него в груди снова запрыгало сердце: чувственная женщина — это та, которая, появляясь перед твоими глазами, завораживает своей красотой. Он сердцем ощущал, что Лулу просто обязана быть прекрасной, а значит и чувственной.
Голос Лулу был таинственным и гипнотизировал его: «…ты засыпаешь, засыпаешь…» Но он не засыпал, даже наоборот, он чувствовал бурное возбуждение, все становилось ясным, прозрачным, каждой клеточкой своего тела он впитывал ее голос и ее слова, которые становились похожими на сжатую пружину, которая стремится расправиться и улететь куда-нибудь в пространство.
— Октябрь — это также женщина, Дэнни, но она — ведьма или привидение. Я не люблю октябрь, ненавижу его, потому что он заканчивается Хеллоуином, — в ее голосе вдруг проявилась горчинка, он стал холодным, пробирающим до костей. А затем снова теплым и играющим: — Как ты думаешь, Дэнни, на какой месяц похожа я?
Он подумал о морозном январе и о жарком июле, о влажном апреле и о горячем августе. Ему самому стало жарко, и он вспотел, будто внезапно нагрянул август. Он проглотил твердый комок и сморщился. В ответ из него не изошло ни слова.
— Я надеюсь Дэнни, что ты подумал, что я — женщина-сентябрь и отнюдь не февраль — морозный и скользкий.
— Сентябрь, — сказал он, запнувшись на этом слове. Сердце затрепетало, будто сентябрьский лист на ветру. Собрав в себе все силы, он, наконец, произнес: — Да, конечно же, сентябрь.
Ему хотелось знать, сколько ей лет. По голосу определить это было невозможно. Она не могла быть намного младше его отца, если она звонила ему все эти годы. Молодой она не была. Но что-то в нем отказывалось верить в то, что она не молода. Ему хотелось, чтобы она была лишь немного его старше.
Наконец, собрав в себе всю смелость, он спросил:
— Сколько лет тебе, Лулу, — ему понравилось ее имя.
— А как ты думаешь, сколько мне?
Будто учитель, который отвечает вопросом на вопрос. Но вряд ли какая-нибудь школьная учительница была бы похожа на Лулу.
— Не знаю, — он даже не осмелился предположить.
— Когда ты слышишь мой голос, Дэнни, как ты думаешь: я стара или молода?
— Молода… — понадеялся он.
— О, Дэнни…
Наверное, она молода.
— Мой голос звучит приятно или нет?
— Приятно, — ответил он, и повторил: — Приятно.
— Это хорошо. Я и хотела, чтобы мой голос тебе понравился. Ты поддержал меня. Я чувствую себя намного лучше, когда говорю с тобой по телефону. В день, когда я тебе не позвонила, я почувствовала себя одиноко.
— Я тоже, — услышал он собственный ответ.
— Знаешь что, Дэнни? Я больше не буду звонить твоему отцу по ночам. Может, кто-то другой ему звонит тоже, я не знаю. Знаешь, почему?
— Нет.
— Потому что мне лучше беседовать с тобой. Мне нравится с тобой общаться.
— Мне также нравится разговаривать с тобой, — сказал он, гадая, почувствовала ли она дрожь в его голосе, если она знает, что случилось с ним.
И не имело значения, молода ли она была или стара.