Среди овец и козлищ
Шрифт:
– Пойду к телефону-автомату, позвоню в полицию, – говорит она Шейле.
– Зачем, черт возьми?
– Это же банда, Шейла. Самая настоящая банда. Бог знает что они могут натворить.
– Они охотятся только за Уолтером, – возражает Шейла. – Нам ничего плохого не сделают. Все мы нормальные уважаемые люди.
Но Дороти уже исчезает за углом изгороди, а Шейла снова смотрит на толпу и хмурится.
Прибывает полиция. Дороти стоит рядом с Шейлой на крыльце, нервно крутит в пальцах пояс пальто.
– Да оставь ты эту возню, Дороти.
– Ничего не могу с собой поделать. Это нервное. – Дороти на миг выпускает пояс из рук, затем снова хватается за него.
Полицейские выходят из машины, и почти тотчас же формы тонут в море широких плеч.
– С чего это они так разошлись? – спрашивает Дороти. – Я как раз смотрела «Ферму Эммердейл» [33] , бросила на самой середине.
– Он фотографировал. Ребятишек.
Дот громко ахает.
– Я видела, как он делал то же самое и раньше. В парке. Сидел себе на эстраде с этой чертовой камерой на ремне через плечо и щелкал, щелкал.
33
«Ферма Эммердейл» – британский телесериал, драма, премьера состоялась в 1972 г.
– Вот как?
– О, да. Но он не только детей снимал, вообще все вокруг, – уточняет Дороти. – Цветы, облака, этих гребаных голубей.
– Что за человек станет фотографировать чужих ребятишек?
– Что за мужчина станет жить с матерью до сорока пяти лет?
– И он никогда не раздвигает шторы в гостиной на первом этаже.
– И подстричься ему тоже не мешало бы.
Обе наваливаются на перила на крыльце, пытаясь прислушаться.
– Почему бы тебе, Дот, не подойти и не посмотреть, что там происходит?
– О, нет уж, – отказывается Дороти. – А то еще нападут, чего доброго. Люди в таком состоянии просто теряют разум, не думают о последствиях.
Они снова прислушиваются.
– Тогда я схожу, – решает Шейла и оборачивается на входную дверь. – А ты присмотри за Лайзой.
Шейла пробирается через толпу. Ныряет под локтями, оглушенная криками, прокладывает путь в первый ряд. И вот наконец видит двух полицейских и Уолтера Бишопа, которого те все же заставили выйти на крыльцо.
– Но это же просто смешно, – говорит Уолтер. – Я ничего плохого не сделал.
Он избегает смотреть им в глаза и опускает голову. Видит лишь клочки мокрого мха у крыльца да дюжину ног.
– У этих джентльменов создалось впечатление, что вы фотографировали их детей. Вы это отрицаете? – спрашивает один из полицейских.
Бишоп не отвечает. Шевелятся губы, видны пожелтевшие зубы, но ни единого звука он не издает. Шейла оглядывается. Коротышка нашел в толпе своего отца. Стоит, прижавшись к нему. Он еще слишком
– Мистер Бишоп?.. – настаивает второй полицейский.
– Да, я люблю фотографировать. Мне нравится делать снимки.
– Детей?
Снова топот сапог, толпа придвигается ближе. Шейла не смотрит на лица мужчин. И без того ясно, что на них написано.
– Среди всего прочего. – Уолтер снимает очки, достает из кармана носовой платок. – Это всего лишь хобби, сержант. У меня даже комната для проявки есть.
– А сейчас фотографировали?
Носовой платок весь серый и измятый.
– Мы ведь уже предупреждали вас о детях. Был у нас с вами такой разговор, верно, мистер Бишоп? – Лицо сержанта похоже на маску, он пытается контролировать эмоции, но Шейла видит, как нервно дергается у него уголок рта. – Мы обсуждали ваше поведение несколько недель тому назад, когда исчез грудной ребенок.
Уолтер впервые за все время смотрит в глаза полицейскому.
– Тогда вам прекрасно известно, что то были ложные обвинения. И, насколько мне известно, нет такого закона, который запрещал бы человеку фотографировать других людей. – В глазах Уолтера мелькает искорка надежды. – Особенно если для того есть веские причины.
Полицейский держит руки за спиной, и Шейла видит, как они сжимаются в кулаки.
– Так вы признаете, что фотографировали этих ребятишек без разрешения их родителей?
Уолтер снова надевает очки. Молчит какое-то время, а когда обретает дар речи, голос его слегка дрожит.
– Это улики, сержант. Доказательства их неподобающего поведения.
– Улики?
– О, да. – Голос Уолтера Бишопа окреп, звучит громче и тверже. – Вы понятия не имеете, какие оскорбления мне приходится выносить. Я звонил вам несколько раз по этому поводу, но вы постоянно твердили одно и то же – нет доказательств. Так вот, теперь они есть.
Уолтер заканчивает свою речь и выглядит теперь куда увереннее. Шейле доводилось наблюдать то же самое и у отца Лайзы. Как наглость и самоуверенность в ходе разговора постепенно берут верх над всеми остальными соображениями.
– И чем именно занимались эти дети, что вам понадобилось собрать на них доказательства? – спрашивает полицейский.
– Вандализм, сержант. – Уолтер указывает на клумбу с затоптанными цветами, на деревья с поникшими и обломанными ветками. – Вторжение на частную территорию.
Полицейский оборачивается к Коротышке, который все еще цепляется за отца.
– Мистер Бишоп утверждает, что ты со своими дружками вторгся на его частную территорию. Есть что сказать по этому поводу?
Коротышка пытается спрятаться в спасительной тени родителя, но не получается. Его отец отошел на несколько шагов и скрестил руки на груди. Мальчик смотрит на Уолтера Бишопа, тот так и сверлит его взглядом. Этот взгляд Шейле доводилось видеть и раньше, от него прямо мурашки бегут по спине.