Среди песчаных холмов
Шрифт:
– Не надо было этого делать, но я так сильно хотел…
– Да, я тоже, – призналась она шепотом.
Она удивилась своей способности говорить, ведь ее тело, казалось, переполняет дотоле неведомая, пьянящая мелодия.
– Вот из-за этого ты уезжаешь, Эмма? – Он отпустил ее и отступил на шаг. – Потому что нас… влечет друг к другу?
– Отчасти. – Если она смогла солгать, то ей придется лгать и дальше. – У меня есть обязательства, семья, дела, зовущие меня домой.
– Почему я не верю тебе?
– Тебе следует верить.
– Опять
Она хотела, чтобы ее называли любимой и целовали так же, как только что. Когда он поцеловал ее, она забыла о Кене и его любовнике. Забыла о гневе и разочаровании своего отца, о своей уязвленной гордости, о свадьбе, которая, по счастью, навсегда расстроилась, и о замужестве, которое стало бы позором.
– Я хочу уехать, – выдавила она через силу и увидела, как померкли его глаза. – Как только Макки станет лучше.
Он поднял руки, защищаясь от нее ладонями, будто говоря, что сдается.
– Не делай мне одолжений. Ты, конечно же, вольна уехать. Когда пожелаешь. Ты можешь добраться до города с Рут, когда она поедет завтра в церковь. Днем до Норт-Платта ходит автобус.
Его голос звучал так, словно он рад был от нее избавиться.
– Я могу подождать, – начала она, однако Мэтт замотал головой.
– Ты можешь уехать завтра. Чем скорее, тем лучше. – Он достал шляпу и нахлобучил ее на голову. – Я только надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Она смотрела ему вслед, когда он покидал кухню, и тоже надеялась, будто знает, что делает. Теперь она вернется в Чикаго. Ее отец, вероятно, остыл от гнева за две недели. Шумиха улеглась, выборы в полном разгаре. Газетчики наверняка нашли уже другую сенсацию.
Конечно, она может продолжить свою жизнь так, словно Эммы Грей никогда не существовало.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Они целовались, – сообщила Марта Мелиссе и Рут. Все трое сидели вокруг крохотного кухонного столика у тетушки Рут и собирались играть в карты. – Я видела их.
Рут сурово на нее взглянула:
– Не рассказывай байки, юная леди.
Она раскачивалась на стуле и то и дело морщилась, словно у нее вновь болела нога. Папа говорил, что у Рут сильные боли в ноге. Вот почему она больше не может заботиться о них и приходится приглашать нянь.
– Я не рассказываю байки. Я взаправду их видела. Папе нравится Эмма, а Эмме нравится папа. – Марта шлепнула колоду карт на стол и при двинула ее к тете Рут, которая умела тасовать карты, не роняя их на пол. – Здорово, а?
Тетя Рут смотрела на нее во все глаза:
– В каком месте они целовались?
– В губы. – Она хихикнула, а следом за ней и Мелисса.
– Нет, Марта. В каком месте дома ты это видела?
– На кухне. Я вернулась спросить Эмму, не хочет ли она поиграть с нами в карты, но она целовалась с папой, поэтому я не спросила.
– Гм. – Тетя Рут взяла карты, разделила колоду на две равные части и стала тасовать так, как пыталась и не могла перенять Марта. – Чтобы поверить, я должна увидеть это собственными глазами, юная леди. Эмма не из тех, кто прельщается фермером, у которого сапоги в коровьем навозе, а в волосах сено.
– Папа чистит свои сапоги, – возразила Мелисса. – Мы все чистим перед тем, как войти в дом.
Будем играть в «ловлю рыбки» или в «королей по углам»?
– В «ловлю рыбки», – сказала Марта.
– И я за это. – Рут раздала карты. – Марта, поди принеси мне мое лекарство, хорошо? Оно у меня в спальне возле кровати.
– Конечно.
Марта сползла со стула. Ей нравился маленький домик тети Рут. Он напоминал кукольный дом, только чуть больше, без лестниц и без обоев с алыми и красными розочками. У тети Рут имелись корзины с пряжей, изящные вазочки с леденцами, наборы картинок-загадок, а главное – телевизор, который работал. Марта нашла лекарство и побежала на кухню отдать его тете.
– У тебя болит нога, тетушка?
– Ага. – Рут проглотила таблетки и запила их чаем. – Это старое бедро не может успокоиться целый день.
– Бедняжка, – сказала Марта, встревожившись. – Хочешь, полежи на диване и посмотри телевизор, пока мы поиграем?
Тетя Рут вздохнула, потом с усилием, превозмогая боль, поднялась на ноги и оперлась на трость.
– Думаю, это в самом деле хорошая мысль, солнышко. Возможно, если я прилягу, мои старые кости перестанут болеть.
– Целовались, – повторила Мелисса, удрученная тем, что не видела этого сама. Марта смешала свои карты с картами тети Рут, свои же Мелисса схватила в охапку и прижала к груди. – Целовались?
– Ага. Как по телевизору.
– О Господи, – пробормотала тетя Рут. – Не рассказывайте своему папе, что я разрешаю вам смотреть «Дни нашей жизни». Никак не дождусь, когда этот сериал кончится.
Она остановилась и оперлась плечом о дверной косяк, чтобы передохнуть. Марта следила за ней глазами.
– Что худого в поцелуях? Папа может жениться на Эмме, и у нас будет мама. – Иметь маму, как имеют ее все остальные девочки, было бы самой прекрасной вещью на свете. Она не любила рассказывать другим, что ее мама умерла давным-давно. – Я хочу маму, как у других. Тетя Рут тяжело вздохнула:
– Эмма не как другие. Она не умеет даже готовить.
Мелисса захихикала:
– Папе нравится, как Эмма готовит. Когда у нее подгорает мясо, он не бесится, а отдает его собакам.
– В «Днях нашей жизни» никто не готовит, – сказала Марта, ожидая, когда тетя Рут уйдет в гостиную и сядет на диван.
Это был самый лучший диван, мягкий-премягкий, с пуховиками из афганской шерсти, сложенными на диванных подушках, поэтому любой при желании мог нырнуть под теплое шерстяное одеяло.
– Подите-ка лучше найдите вашего папу, девочки, – вымолвила Рут, задыхаясь и опрокидывая стул. – Я падаю от усталости.