Среди животных Африки
Шрифт:
Но пора было отправляться в Гавану, где господин Хойт к этому времени купил дом, считая, что тропический климат Кубы благотворно скажется на здоровье их разборчивой приемной «дочки».
Умудренная опытом, Мария Хойт перед посадкой на судно дала своему «беби» дозу снотворного. Таким образом удалось усыпить бдительность команды корабля, и все подумали, что в руках у этих пассажиров переносная спальная корзина с ребенком, заботливо прикрытым одеяльцем. Мария Хойт занимала на корабле просторные апартаменты из нескольких комнат, так что при появлении стюарда обезьянку и двух шпицев каждый раз удавалось вовремя перевести в другое помещение, и
Вот там, в Гаване, Тото и выросла. О том, что она вытворяла в первые годы своей жизни, мне нечего было расспрашивать: все это я наблюдал собственными глазами у себя дома. Ведь у нас в семье тоже воспитывался детеныш гориллы. Но мы его растили только до определенного возраста: ведь держать дома взрослого гориллу не такое уж безопасное дело. Да и кто еще на свете, кроме Марии Хойт, решился бы на подобный эксперимент?
Тото любила играть тугими резиновыми мячами. Кроме того, она часами могла сидеть на каменных ступенях дома Хойтов и рисовать мелом какие-то непонятные картины. Иногда ее каракули напоминали цифры, и тогда садовники и слуги спешили ставить именно на эти номера в лотерею и однажды даже таким образом выиграли.
Мать Марии, то есть «бабушка» Тото, научила горилленка рисовать пальчиком в воздухе обычный детский рисунок: «Точка, точка, запятая, минус — рожица кривая». Тото отлично усвоила эту игру и часто приветствовала по утрам свою «бабушку» этими знаками, будто они были членами какой-нибудь тайной секты. Позже горилленок стал изображать этот рисунок на каменных плитах ступеней, и, хотя он получался не всегда удачным, тем не менее было ясно, что это человеческие лица.
Горилленок почему-то имел пристрастие ко всему холодному. Когда ему было два года, он особенно любил возиться со старомодной холодильной установкой (ящик со льдом), стоящей на террасе перед кухонной дверью. Но его интересовали отнюдь не поставленные туда блюда, он старался вытащить оттуда куски льда. Тото дожидалась, пока все уйдут с террасы, затем запирала дверь кухни на ключ, чтобы никто не мог войти, подставляла к ящику стул, залезала на него и вытаскивала кусок льда. Часто обезьянка таскала куски льда весом по четыре килограмма; она прятала их в саду или разбивала вдребезги о ступени каменной лестницы.
И хотя на воле гориллы, как известно, никогда не едят мясной пищи, Тото с удовольствием ела мясо, даже сырое. Это пристрастие к мясу она сохранила и позже, когда стала уже взрослой.
Она никого не признавала, кроме Марии, ее матери, Кеннета Хойта, Абдуллы и одной из служанок; всех остальных, если они пытались к ней приблизиться, она кусала и царапала.
Однажды, когда она вела себя особенно плохо, «бабушка» дала ей небольшой шлепок. Тото подняла невообразимый крик, убежала в угол комнаты, встала там лицом к стене и, топая ногами, продолжала орать во всю мочь, пока весь дом не сбежался узнать, в чем дело.
Мария с тревогой думала о том, что будет с гориллен-ком, когда Абдулла уедет назад в Африку. А ведь этого не избежать.
Наступил и день отъезда Абдуллы. В последующие несколько недель после этого у Марии Хойт перебывали один за другим пять воспитателей для Тото. Одна кубинка пробовала развеселить тоскующую по Абдулле обезьянку тем, что стучала у нее перед самым лицом кастаньетами, с которыми обычно танцуют румбу. Тото в конце концов так разозлилась на женщину, что выхватила у нее из рук трещащую штуковину и разломала о ее голову.
В конце концов Марии Хойт посчастливилось: к ней поступил работать энергичный молодой испанец, по имени Томас, который оставался при Тото в течение 30 лет и вместе с нею состарился.
Томас работал прежде у некой мадам Абрен, питавшей особую склонность к человекообразным обезьянам. Она разводила шимпанзе в неволе и твердо придерживалась мнения, что у этих столь похожих на людей животных непременно тоже должны быть «бессмертные души». Поэтому она построила в своем имении часовню и посещала службу вместе со своими воспитанниками…
В 1930 году мадам Абрен умерла, и ее наследник распродал большую коллекцию обезьян разным зоологическим садам, а Томас остался без работы.
Он быстро привязался всей душой к смешному горил-ленку. В течение многих лет он не расставался с ним ни днем ни ночью, разве что уходил на часок после обеда. Первое время они спали вместе в одной кровати в специально построенном для Тото доме.
Но иногда ночью на обезьяну нападала тоска по приемным родителям. Тогда она неслышно сползала с постели, чтобы не разбудить Томаса, тихо отпирала двери, запирала их снаружи и уходила в спальню супругов.
Позже пришлось изготовить для нее специальную железную кровать. На эту кровать опускалась решетчатая крышка, которая на ночь запиралась. На кровати имелся пружинный матрац и наматрацник; в углу в них было прорезано отверстие, под которое подставлялся горшок. Тото в огличие от многих человеческих детенышей очень рано научилась пользоваться горшком и не напускала лужи в постель. Днем она тоже пользовалась горшком.
Поскольку Тото очень быстро научилась самостоятельно отвертывать в доме все водопроводные краны и пить из них, а кубинская вода небезопасна в отношении микробов, пришлось заменить все краны такими, которые открываются только гаечным ключом.
Между прочим, анализы кала и мочи горилленка в течение многих лет регулярно посылались на исследование в одну медицинскую лабораторию. На этикетке всегда писалось только «Беби Тото», и ни один человек из лаборатории не подозревал, что речь идет не о ребенке.
Тото и Томас ели всегда вместе, причем каждому из них приносили обед на отдельном подносе. Если поднос Томаса приносили первым, Тото очень сердилась и отбирала у него еду. Когда же оба подноса приносили одновременно, она старательно изучала все блюда, которые дали Томасу, чтобы проверить, нет ли среди них чего-либо такого, что не досталось ей. Если таковое обнаруживалось, она немедленно брала себе и пробовала, вкусное ли. Поэтому вскоре вошло в обычай давать Томасу и То-то одинаковую еду.
Между прочим, Тото всю жизнь ела ложкой, а не руками.
Когда горилле исполнилось три года, у нее была уже такая сила, что с нею не справились бы и двое мужчин. А проказливости ее хватило бы на добрую дюжину мальчишек! Не было в доме двери, которую бы она не умела отпереть. Запирать их на ключ не имело никакого смысла, потому что она рылась повсюду до тех пор, пока не находила ключ и не отпирала нужную ей дверь. Если ключ не находился, она обламывала дверную ручку. Став больше и сильнее, она вскоре поняла, что, для того чтобы открыть дверь, ей достаточно разбежаться и навалиться на нее плечом.