Среди звезд
Шрифт:
Аналитик молчал. Тут взял слово биограф. Уж кому-кому, а ему открытие было нужно. Он-то и мечтал об этом всю жизнь. Сейчас он вздохнул и сказал:
– Нет, оправдания найти нельзя. Нет у тебя права так делать. Считай, что открытие не состоялось. Слишком поздно, Круг. Слишком поздно. И пусть твои товарищи не спасают открытие, которое, конечно, могло бы оказать какое-то влияние на будущее человечества. Пусть спасают людей, которые живут сейчас, сегодня.
Пусть спасают людей.
Круг подумал не без иронии: когда открытие наконец совершено, получается так, что никто о нем не узнает. И о том, что ты его совершил. Так и умрешь – в глазах всех – растяпой.
Да, подумал он. Так и умру. Пора отправлять сообщение. Не второе. То, первое. Тем более что если они на обратном пути все-таки станут искать мои останки,
Теперь он понимал, что это не так важно.
Аппарат связи включен. Теперь определим направление, в котором скрылся корабль. Там, после его выхода в надпространство, структура пространства еще нарушена. Там сигнал пройдет легче.
Он на миг включил гироруль, чтобы сориентироваться точно в нужном направлении. Но, не успев сделать еще и половины оборота, рывком выключил руль, и сердце его заколотилось так, что зашумело в ушах.
Он увидел корабль.
Сначала Круг подумал, что галлюцинирует. Корабль неподвижно висел на том же расстоянии, на каком Круг видел его в последний раз… Он поморгал, но корабль не исчез, и Круг понял наконец, что это тот самый «Ньютон». Круг взглянул на часы. Ему казалось, что он висит здесь чуть ли не четверть суток, а на деле, не прошло еще и полных двух часов – до конца второго оставалось еще десять минут. Медленно шло время в пустоте, в одиночестве, медленно.
Куда же корабль исчезал? Ответа не пришлось искать долго. Теперь, когда корабль был отчетливо виден на фоне звезд, стало заметно, что он не висит совершенно неподвижно, а едва ощутимо движется. То есть, как и всегда, двигался не корабль, а сам Круг; двигался, описывая вокруг корабля положенную орбиту, как всякое тело в пространстве, находящееся в соседстве с другим, более массивным телом. Круг медленно обращался вокруг «Ньютона», а не видел его все это время потому, что, кончая свою сумасшедшую карусель, остановился в таком положении, что звездолет оказался как бы под ногами у него. Обнаружив, что корабля нет, Круг не стал поворачиваться во все стороны и искать его; в другой раз он, наверное, так и сделал бы, но в тот миг даже сама мысль снова включить рули показалась ему страшной. А кроме того, он знал, что корабль должен уйти, он ожидал этого, и мысль о том, что это уже произошло, его не удивила, хотя и не обрадовала.
Но теперь оказалось, что корабль здесь, и Круг почувствовал, до чего ему все-таки хочется жить. Переход от смерти к жизни происходит менее болезненно, чем от жизни к смерти, но зато более эмоционально. Круг несколько минут – две или три – не мог унять дрожь в руках, и в голове не было никаких мыслей – было только ощущение, что корабль здесь, он никуда не уходил, и теперь, кажется, все будет в порядке.
Лишь через эти две или три минуты он сообразил, что до сих пор не знает, каким же образом все придет в порядок. «Ньютон» висел в пространстве, до времени начала разгона оставалось менее десяти минут, но никто не выходил из корабля и не пробовал искать Круга, что означало, что его еще не хватились. А самому ему, без посторонней помощи, попасть на корабль было ничуть не легче, чем два часа тому назад. Может быть, конечно, корабль пытался вызвать его по рации. Но рация скваммера была уже настолько основательно приспособлена для передачи сигнала в надпространство, что ни принимать, ни передавать что-либо на корабль более не могла, не могла дать даже простой пеленг на всякий случай. Вися в нескольких сотнях метров от корабля, Круг был теперь глух и нем, и оставалось надеяться только на себя.
Аналитик насмешливо подумал о биографе, который когда-то хвастался множеством способов, могущих помочь опытному звездолетчику выпутаться из такого положения. И вдруг он похолодел, потому что увидел свою гибель.
На этот раз не отвлеченную мысль о гибели вообще встретил он; нет, он именно увидел смерть, ее лицо. Лицо было громадным, круглым и вогнутым, и служило на корабле главным рефлектором фотонного привода.
Главный рефлектор был, как полагается, укреплен за кормой – громадное вогнутое зеркало нескольких десятков метров в поперечнике.
Да, она жестоко играла с ним сегодня: отпускала на миг, чтобы в следующую минуту снова схватить коготками… Круг сжал челюсти: однажды он уже признал себя побежденным, второй раз не станет. Он прикинул, куда же ему все-таки двигаться. Но выходило, что к кораблю нельзя. Летя к кораблю, он в любом случае попадет как раз в чашу рефлектора. Для самоубийства удобно; но он хотел иного.
Смерть была бы, конечно, легкой и быстрой. Но вместе с ним наверняка испарился бы и метеоритик; а вот этого произойти не должно. От рефлектора следовало уйти. Потом можно было умереть, послав перед тем тот же сигнал в надпространство, тогда метеорит в конце концов все-таки попал бы в руки людей: не сейчас, так в руки ребят с другого корабля, идущего на Эвридику, не в этом году, так через десять лет. Если же он испарится вместе с Кругом, то уж никогда ни в чьи руки не попадет. Следовательно, лететь надо было не к кораблю, а в сторону от него, сколь бы диким это ни казалось.
Последние полтора часа научили Круга принимать дикие, на первый взгляд противоестественные решения без долгих размышлений и сомнений. Поэтому он торопливо (времени оставалось всего ничего) развернулся при помощи рулей так, чтобы оказаться к кораблю боком: лететь предстояло спиной вперед. Затем, пошарив рукой в пространстве, выудил электромагнитный экстрактор, довольно массивный инструмент. Обычно масса казалась его недостатком, но сейчас она обратилась в достоинство.
Он примерился, как он отбросит экстрактор: не замахиваясь, а от груди, чтобы не сбить себя с курса. Затем он поднес обеими руками инструмент к груди и, стремительно разгибая руки, швырнул его прочь. За экстрактором последовали клещи; он запустил ими в пространство со всей силой, на которую были способны сервомоторы скваммера. При этом он подумал, что кто-то будет крайне удивлен, выудив однажды в пространстве метеорит, имеющий форму клещей. Каких только теорий не создадут по этому поводу те, чью обшивку эти клещи когда-нибудь помнут… За клещами последовал универсальный ключ и другие инструменты, и вот рефлектор начал медленно, неохотно отползать в сторону. Круглое лицо смерти с досады вытягивалось все больше, но поделать она ничего не могла: он был уже в стороне.
– Погоди еще, – сказал Круг вслух. – Ты еще увидишь…
Корабль поворачивался к нему бортом. Теперь, когда Круг помнил о нейтрализаторе, если бы можно было еще раз изменить направление движения, он, может статься, и успел бы достичь борта. Круг пошарил в кармане. Там не было ничего, кроме метеорита. Большая масса, именно такая, какая нужна. Но Круг знал, что метеорита он не бросит.
– Самому дороже! – сказал он сквозь зубы.
Но и висеть в бездействии, ожидая, пока корабль действительно тронется и исчезнет вдали, он не собирался. Он хотел двигаться. Бороться. Пусть без всякой надежды на успех. Пусть зря. Но бороться. Быть разбитым – но не сдаться.
И тогда он совершил очередной нелогичный поступок.
Включив на миг руль, он повернулся головой к кораблю. А затем сделал то, что делает всякий утопающий: поплыл.
Он плыл, хотя это было крайней глупостью – плыть в пространстве, где не от чего было оттолкнуться. Он выбрасывал вперед руки и делал ногами движения, какие делает пловец. Скваммер послушно загребал пустоту своими широкими броневыми ладонями, шевелил тяжелыми ногами – плыл, плыл…
Круг не знал, сколько времени он плыл, потому что для того, чтобы взглянуть на корабль, надо было изменить свое положение в пространстве, а он не мог терять времени. Он плыл долго, очень долго, целую вечность. И почти не удивился, когда рядом с ним что-то блеснуло. Покосившись, он увидел, что это – борт корабля. И еще сильнее заработал руками.