Средневековая история. Тетралогия
Шрифт:
Лонс послушно плеснул себе вина, выпил — и посмотрел на Лилю.
— И?
— Так вот. Представь себе такую картину. Бумаг у тебя нет. Доказательства весьма сомнительны.
— Зато я могу перечислить все приметы, все родинки…
— А это, друг мой — повод чтобы осудить тебя за совращение. Ты понимаешь, что если поднимется шум — никто тебе твою принцессу не отдаст? Еще и голову потеряешь?
— Вполне.
— И я вместе с тобой.
— А…
— Кто поверит, что я ничего не знала?
Лонс и сам бы не поверил.
— И что теперь? Госпожа графиня?
— А теперь — только одно. Думать и думать. Ганцу я тут довериться права не имею. Если об этой тайне будут знать больше двоих — она расползется. Рано или поздно. Поэтому… надо придумать, как дать знать твоей героине о тебе. Надо придумать, как устроить вашу встречу втихаря. Как вывезти вас обоих, если что. Или хотя бы уйти живым со встречи. Это — ясно?
— Вполне.
— Вот и думай.
— Да есть у меня одна идея.
— Какая же?
Выслушав идею, всласть ее покритиковав и отправив Лонса думать дальше, Лиля подошла к окну.
Так-то, ваше сиятельство. Тянут вас за уши в придворные интриги. А вы там ни ухом — ни рылом. Ну… не будем скромничать, кое-что вы знаете. Но мало, так мало…
А терять Лонса не хочется. Как мужчина, он никаких эмоций не вызывает — смазливые красавчики откровенно не в ее вкусе. Но секретарь — идеальный. И все же, все же…
Надо поговорить с Ганцем. Пусть подберут кого-нибудь на место Лонса. Или даже двоих. Пока научатся, пока туда-сюда… даже если Лонс удерет в Ханганат со своей 'недоглядной' — все равно Лиля-то его лишится. Так что — готовимся заранее.
Лиля посмотрела на графин с вином.
И вдруг со всей дури запустила его в дверь.
Накатило.
Ну да.
Она вот такая, железобетонная, конь с яйцами и по горящим избам шляется, да?!
Интересно, кто бы на какие чудеса был способен, если жить хочется? Читала как-то девушка об одном человеке. Директор завода, в войну на своем предприятии дневал, ночевал и жил. А когда война закончилась (да-да, та самая, великая) просто пришел, лег и умер. А врачи, когда его стали обследовать, сказали, что ему не сорок паспортных — а семьдесят с хвостом биологических. Всего себя человек сжег за эти четыре года. Вот и Лиля сейчас так же — бросала себя в топку. Горела — и понимала, что не успевает, что еще немножко бы… и никого рядом. Разве что Мири сможет понять — но потом, лет через десять…
Одиночество.
В дверь заглянула служанка.
— Ваше сиятельство…
— Прибери тут, — сухо распорядилась Лиля. — да осторожнее, не порежься.
И вышла в приемную. На воздух захотелось — хоть убивай!
— Маркиз?
Александр Фалион стоял у стола и улыбался краешком губ.
— Ваше сиятельство… позвольте пригласить вас прогуляться?
Лиля вздохнула. Бросила взгляд на пальцы. Те, хоть и в перчатках, чуть дрожали.
Не надо бы в таком состоянии к лошади, Лидарх — существо с тонкой душевной организацией…
— Маркиз, я вряд ли смогу сейчас ездить верхом.
— Я просто хочу пригласить вас погулять, ваше сиятельство. По саду…
— Пойдемте.
Садом Алисия не занималась. Но это было до появления Лилиан. Потом прислуга забегала — и теперь здесь цвели кустовые розы. Лиля коснулась одной из них.
Как дома. Совсем как дома.
— Лилиан…
— Да, Александр?
— Я получил письмо от своего человека. Посольство скоро тронется в обратный путь. Может, даже уже тронулось.
Лиля кивнула. Коснулась розы.
— Спасибо, Александр.
— Лилиан… я хотел бы попросить об одном одолжении. И надеюсь, вы мне не откажете?
Лиля пожала плечами.
— Просите. Если это в моих силах…
— Я бы хотел продолжать с вами общаться, даже после возвращения вашего супруга.
— Если это будет зависеть от меня — обещаю. Александр, почему вдруг такая просьба?
— Потому что я знаю Джерисона, Лилиан. Может быть так, как вы его не знаете.
Лиля хотела съязвить, что она может то же сказать и о себе. Вряд ли Александру пришлось провести с графом Иртон хоть одну ночь. Но промолчала. Что-то такое было в серьезных глазах мужчины…
— И?
— Я знаю и вас. Если вы найдете общий язык — я буду рад. Но больше вероятность, что ваш дом превратится в поле боя.
— Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень, [29] — пробормотала Лиля.
— Вы не обидитесь на меня за эту откровенность?
Лиля тряхнула головой. И решилась. Коснулась руки Фалиона — своей.
Маркиз вздрогнул, как от ожога, но руку не отнял.
— Александр, вы давно уже мой друг. Еще с той минуты, когда я плакала, а вы меня успокаивали. Вы можете сказать мне, что угодно. И не перестанете быть другом.
29
Пушкин. Е. Онегин. Прим. авт.
Маркиз как-то криво улыбнулся.
— Даже то, что я люблю вас?
И видя откровенно ошалелое выражение лица Лилиан — вдруг рассмеялся.
— Прикройте рот, графиня. Ворона гнездо устроит.
— Бессовестный! А я уже понадеялась! — Лилиан осознала, что маркиз шутит — и от души стукнула его кулачком по плечу. — Как вам не стыдно подавать женщине такие надежды!
Серые глаза весело блестели.
— Пока разрешите подать вам руку на прогулке — и продолжим.
Лиля усмехнулась.
— Александр, вас никогда не били за ваши шуточки?
— Иногда — хотели. Но я обычно бил первым, — честно признался Фалион. — а потом еще шутил.
— М-да… не хотела бы я быть вашим врагом.
— Вы уже мой друг. И Джерисон мой друг. А посему позвольте говорить откровенно.
Лиля кивнула. Фалион мимоходом сорвал розу с куста и вручил ей.
— Вы горды. Я это вижу. Но и Джес такой же. А когда сталкиваются две гордости…
— Согнется моя. Вы это хотели сказать?
— Обычно уступают женщины. Но вы-то отступить не можете, правильно?