Средневековый варвар
Шрифт:
Поцеловав Таллулу еще раз, Уайет издал жадный стон, но тут же отпустил ее и ушел, насвистывая веселый мотивчик.
Час неистовых занятий на домашнем тренажере нисколько не успокоил нервы Таллулы. Ванна с душистой эссенцией напомнила ей о том, как пахла земля на берегу, когда они лежали на одеяле, об аромате, принадлежащем ему одному.
Норм, подойдя к Таллуле сзади, взглянул через ее плечо на рассыпавшийся сахар.
— Уайет, значит? Что ж, выводить его имя на сахаре лучше, чем каждый день жарить лук. Мне он уже начал сниться в кошмарных снах.
Таллула,
Темные глаза Уайета тотчас же отыскали Таллулу. Кивнув ее отцу, он достал из кармана мелочь и бросил монетку в музыкальный автомат. Заиграла медленная музыка, и он, подойдя к Таллуле, попытавшейся скрыться за кофеваркой, схватил ее за руку и вытащил на танцплощадку.
В самые напряженные утренние часы он прижал ее к себе, покачиваясь в такт музыке.
— Доброе утро, Таллула, — шепнул он ей на ухо, проводя ладонью по руке и спине.
— С посетителями я танцую только быстрые танцы, — попыталась было возразить Таллула.
— Времена меняются… У медленных танцев есть свои достоинства, — протянул Уайет, прижимая руку к ее сердцу. — Как ты себя чувствуешь?
Заглянув ему в глаза, Таллула поняла, что Уайет хочет ее, хочет сейчас, немедленно…
— Я к такому не привыкла, — с трудом выдавила она.
— Знаю… именно поэтому сегодня вечером я забираю тебя на новый урок.
— Уайет, сегодня я занята. — Нельзя позволять ему планировать ее жизнь.
— Я тебе помогу. В речке есть один крупный экземпляр с твоим именем на спине, — прошептал он ей на ухо, и по ней побежали мурашки. — По виду фунтов шесть чистой ярости… Конечно, если борьба тебе не по душе, если ты хочешь чего-нибудь поспокойнее, я к этому тоже готов… Хотя, когда я рядом с тобой, я за себя не ручаюсь.
Ощущая его всем телом, Таллула с трудом дышала. Вобрав в легкие воздух, она прерывисто выдохнула его, вспоминая освещенные солнцем плечи Уайета, лежащего на ней.
— Лерой соскучился по тебе, — тихо добавил Уайет. — И я тоже.
Джейсон Кеннеди уехал в отпуск, и в День независимости Уайет занял его место в команде Таллулы. Волейбол не был его коньком; ему не хватало проворства, и Таллула накричала на него за непринятую подачу. По дороге домой она объяснила, что вовсе не обязательно гробить мячи, и Уайет обрушился на нее со сдерживаемой несколько дней страстью.
Утром все тело его от головы до пяток ныло, и ему с трудом удалось провести демонстрацию образцов в магазине Майклсона. Плюхнувшись на свое обычное место в кафе, он мрачно проводил взглядом Таллулу, подающую второй кусок пирога Арнольду Риггзу, бывшему ухажеру, мастерски играющему в волейбол.
Вечером, когда солнце золотом искрилось среди листвы, Уайет, отложив удочку, смотрел на стоящую на берегу речки женщину. Таллула непрерывно двигалась, громко топая в его резиновых сапогах. Она закидывала удочку вверх и вниз по течению,
Уайет вздохнул, морщась от боли в мышцах, вызванной вчерашним волейболом, и от желания обладать Таллулой.
— Уайет! — окликнула его Таллула, положившая удочку на камни и захлюпавшая к нему в огромных сапогах. — С тобой все в порядке?
— Нет, черт возьми, — искренне признался он, чувствуя себя очень хрупким и больным. Он просто места себе не находил от нетерпения — что совершенно немыслимо для человека, привыкшего к спокойной, размеренной жизни.
Таллула остановилась перед ним, поправила очки.
— С тех пор как я наорала на тебя во время игры, ты все время дуешься. Я капитан команды, Уайет. Это моя обязанность — орать на всех.
Уайет снова вздохнул, решив не раскрывать рта до тех пор, пока он не понадобится для других целей.
— Ты правда назвал эту приманку в честь меня?
— Угу.
— Почему?
— Смотри.
Уайет поднял удочку, и красно-черное творение грациозно заскользило по поверхности ручья. Лениво плывшая форель метнулась следом, вспарывая воду. Таллула, часто дыша, стиснула ему руку. Уайет закинул удочку вниз по течению, чтобы прижаться к Таллуле, прикоснуться к одетой в его куртку груди.
— Уайет, не могу объяснить, но в этой наживке есть что-то неприличное… Ты правда думаешь, что здесь плавает крупная рыбина, специально для меня?
— Уверен. Только для тебя, — решительно заявил он, стиснув колени, чтобы унять разливающийся по телу жар.
Выводя вместе с Уайетом Лероя на вечернюю прогулку по Элегансу, Таллула чувствовала, что ни один мужчина не посмеет к ней приблизиться. Уайет проводил ее до дома и носком ботинка помешал ей закрыть дверь.
— Лерой забежал в дом, — медленно выговорил он распухшими от пылких поцелуев губами.
Таллуле нравилось целоваться с ним. Ей нравилось прижиматься к его жесткому, даже мрачному рту. Нравилось проникать языком между губ, играть с ними. Нравилось обвивать руками его плечи, крепко прижимаясь к нему, и смотреть, какие чувства пробуждаются в нем. Уайет действовал слишком медленно, слишком методично; его рукам требовалась целая вечность, чтобы добраться до ее груди, там ущипнув, там погладив.
Таллуле не приходилось прижиматься ни к Джеку, ни к кому-либо из бывших возлюбленных. Этих надо было только придержать до тех пор, пока их не востребует достойная женщина. Но о том, чтобы придержать Уайета для другой, не могло быть и речи.