Шрифт:
Июль прошёл скоро и совершенно незаметно для молодых супругов Ромашкиных. И если бы не механические часы с календарём, прикреплённые на арке недавно выстроенного здания, то лето растянулось бы на неопределённый интервал от тепла до холода. Наконец, настало то время, когда возник вопрос: что делать пусть и в комфортном, но всё же деревенском домике? Ромашкин, живший всегда в городе, в первый раз еще наслаждался приятностями сельской жизни. Одни походы на рыбалку и охота на уток чего стоили. А эти стрельбы в тире и безумные скачки на лошадях? К тому же, любовь заглушила на время мысль о городских удовольствиях; но с переменою времени его мысли также переменились. Угрюмый вид полей не утешал его, ему хотелось быть опять в городе - может быть, по привычке к рассеянной жизни, а может быть, простое тщеславие побуждало его показать свету Анну. И как гром среди ясного неба его застало известие о срочной командировке. Внезапное окончание безделья не просто удивило, а даже обидело. И уже не хотелось ни в какой город, пропало желание показаться в свете, да что уж, он вновь почувствовал себя маленьким Андрюшенькой, заснувшим как назло к самому концу сказки. И если бы не жизненный принцип, исповедуемый как бы ни с самого детства: 'Без меня не завертится мир', и милый сердцу взгляд супруги, то Ромашкин был бы потерян для нас.
Однако стоит честно признаться, что было нечто крайне забавное в том, как я готовил первый цех завода к торжественному открытию. Чуть ли не на цыпочках подкрался к крыльцу проходной - так осторожно, словно все приглашённые могли наблюдать за мной из берёзовой рощи, готовясь немедленно обнаружить меня. Вытянув длинную красную ленту и обвязав ее вокруг колон, положил на надлежащее место ножницы и сразу же отступил в сумрак, словно стремясь оставаться невидимым. Сложно было даже представить, насколько я оттягивал этот момент ещё неделю назад. А вдруг что-то пойдёт не так? Генератор не запустится или, не дай бог, короткое замыкание. Но его нельзя было оттягивать бесконечно. Солнце уже озарило фасад противоположного здания столярного цеха, а значит, уже как минимум пять часов. Минут через пятьдесят должны появиться кареты с приглашёнными гостями, выехавшие от особняка Есиповича, а глазеющая публика уже начала собираться. Вот появилась пятёрка обслуживающих механизмы мастеров, а вслед за ними Клаус Иванович, бывший геодезист и строитель каналов, а ныне ведущий химик опытного производства. Как-то незаметно подтянулись размещавшиеся в Абраменках разнорабочие, а вот и каменщики и даже Маркел Кузьмин, привезший вчера одну из последних партий кирпича. В принципе, вся эта торжественная церемония только для них, но без присутствия смоленского бомонда, к сожалению, даже в их глазах она будет не полной.
Где-то в это время, в двадцати верстах, похоже, просыпался Смоленск. Тележка пекаря уже протарахтела по улице, прогоняя остатки ночной тишины нескладным перезвоном колокольчиков. Молочник развозил свои бидоны от дома к дому, а вдали слышался рожок рыбака. Все эти мелочи не укрылись от внимания Бранда. Момент настал. Дальнейшее промедление могло лишь продлить его страдания. Других занятий у него не осталось: нужно было лишь снять засов с двери магазина, оставив проход свободным, и поправить висевшую на гвозде вывеску, завлекая всех прохожих, чей взгляд мог остановиться на витрине. Последнюю задачу Бранд выполнил, позволив засову упасть с оглушительным, как показалось его напряженным нервам, грохотом. Теперь, когда последний барьер между ним и внешним миром оказался разрушен, он зашёл за прилавок, рухнул в мягкое кресло и принялся полировать бронзу пистолетной рукояти. Спустя пары минут он оторвал взгляд от оружия и посмотрел направо. Рота оловянных солдат выстроилась по одной из полок, их оружие и униформа были раскрашены, как подобало императорской армии, а офицер, в окружении знаменосца и барабанщика был повёрнут к нему головою и словно спрашивал: 'когда поступят новые ружья?' Что ему мог ответить оружейник, если даже в Туле, от его с Полушкином новинок убегали как чёрт от ладана?
Колокольчик на двери прозвучал внезапно.
– Иван Матвеевич, здравствуйте.
– Доброго утра...
– произнёс Бранд, поднимаясь с кресла.
– Малкин, Илларион Фёдорович, - представился вошедший.
– Илларион Фёдорович, прошу, проходите. У нас новые поступления, как всегда есть прекрасные бельгийские ружья для охоты, превосходного качества порох и специальная лядунка с секретом.
Малкин сделал пару шагов и остановился перед прилавком. Висевшие на стенах образцы его не заинтересовали, и он выжидающе посмотрел на оружейника, говоря и даже требуя всем своим видом об эксклюзивности. Наконец, купец произнёс:
– Я, откровенно говоря, далёк от всего этого, - сказал он спокойно и серьёзно.
– Меня не прельщает охота, и я считаю это пустой тратой времени. Однако нынешнее положение дел таково, что моим приказчикам требуется нечто большее, чем сила защищающего их Закона.
– Я бы рекомендовал нанять охрану, - сказал Бранд.
– Даже самое совершенное оружие в руках неумехи окажется бесполезным.
– Полностью разделяю Вашу точку зрения. И всё же, Иван Матвеевич, мне необходимо приобрести несколько единиц компактного, и желательно надёжного оружия. Такого, как Вы продали Николаю Ефграфовичу Храповицкому в феврале этого года.
– Пара двуствольных пистолетов Джозефа Эгга?
– уточнил Бранд.
– Вполне возможно.
– Это очень дорогое оружие, - стал рассуждать Иван Матвеевич, - сорок рублей серебром и на сегодняшний момент, изделий оружейников 'Tatham & Egg' в наличии нет, и заказа можно ждать более полугода.
– Как жаль...
– выдохнул Малкин.
– Не испытывайте сожаления, - с улыбкой сказал Бранд.
– Думаю, я смогу предложить Вам кое-что получше. Если вы обождёте минуту, я попрошу подменить меня свою супругу, и мы с вами спустимся в тир, где Вы всё увидите своими глазами.
Вскоре, пройдя через подсобное помещение, Бранд и Малкин оказались во дворе, где по ступенькам спустились в недавно отстроенный погреб, по виду напоминающий ледник, только намного длиннее и с необычными вентиляционными трубами. Как только было налажено освещение, оружейник раскрыл перед купцом лакированный ящичек и извлёк из него многоствольный пистолет.
– Прошу прощенья за свою невнимательность, - с восхищением произнёс Малкин.
– Мне сразу бы стоило поинтересоваться новинками. Но позвольте, а где же...
– А их и нет! Здесь использован совершенно иной принцип. Надевайте очки и возьмите беруши, - протягивая хлопковые шарики, сказал Бранд.
– Вставьте в уши.
– Зачем?
– Мы в закрытом помещении, - повышая голос, произнёс Иван Матвеевич, - резкий и сильный звук вдвойне вреден для слуха. А стёкла защитят глаза от горящих частиц.
Бранд быстро снарядил зарядами стволы, насадил капсюли, и передал оружие Малкину.
– Подержите в руке, - посоветовал оружейник купцу.
– Оцените баланс, наведите на мишень и просто нажмите на спусковой крючок.
Бах!
– раздался выстрел.
– Жмите ещё раз!
– крикнул Бранд.
Бах! Бах! Бах!
– Невероятно!
– только и смог произнести Малкин.
– Рекомендую вести стрельбу на двадцать пять шагов, не дальше.
– С этого расстояния и из ружья достаточно сложно попасть, - с некой долей иронии сказал купец.
– Если стрелять из гладкоствольного ружья, - поправил собеседника оружейник.
– Вы хотите сказать, что у пистоля нарезные стволы?
– У этого - да. Но есть и другие. Всё зависит от цены, которую готов платить покупатель.
Иван Матвеевич достал из коробки специальный ключ, чем-то похожий на укороченный штопор и с некоторым усилием вывинтил один из стволов, после чего произнёс:
– Иногда бывают такие обстоятельства, когда противника надо обезвредить, но не убить. Один из стволов можно оснастить дробовым зарядом.
(приезд Саши за наследством)
Перед Александром расстилалась долина, перерезанная конопляными полями и рощами, а там, вдали, за речушкой Лущенка, вскоре должна показаться усадьба, в которой он вырос. Поручик пришпорил лошадь, но буквально через четверть часа бешеной скачки вынужден был останавливать скакуна, не понимая, куда всё подевалось. Несмотря на расстояние, все предметы были ясно видны и только казались совсем маленькими. Но - увы!
– несмотря на все старания, он не мог узнать ни одного знакомого с детства места: возле реки в ряд стояли двухэтажные дома красного кирпича. А там, у когда-то старого деревянного моста, из трубы самого длинного здания поднимался дым, и казалось, что сидящий там титан сжигает в огненном горниле все оставшиеся воспоминания детства и юности. Вот тут должно было расти грушевое дерево с искривленным стволом, долгое время служившее ему верховым конем. А около коптильни была канавка с мельничным колесом его собственного изготовления. Скольких трудов стоило ему вырыть ее! Всё исчезло со своих мест. Отчаявшись, он ушёл с дороги и повернул лошадь левее, в сторону Аршин, оставляя реку по правую руку, и остановился. До Александра отчётливо донеслись звуки ружейной пальбы. Доскакав до овражка, он вскоре стал свидетелем довольно таки несвойственной размеренной вечерней деревенской жизни картины. Когда-то обильно поросший разнообразным бурьяном и доходивший до самой воды овражек был весь перекопан и превращён в поле для стрельб. Явно угадывались мишени: как в человеческий рост, так и заметно рослее, напоминающие кавалеристов; а на позициях, слегка скрытых пороховым дымом, находились крестьяне с ружьями под командой одноногого солдата. Пришлось возвращаться, и уже перестав чему-либо удивляться, Александр пересёк по новому мосту речку и стал править к дому.