Срезы
Шрифт:
— А чего тут такая серость? — зачем в пустую тратить время в молчание, когда можно по задавать вопросы, тем более попутчик словоохотлив.
— Да в общем без понятия. Но есть мнение — вот эта серость и есть сам Срез, а вокзал всего лишь… смотровая витрина. Вот как бывает, едешь ты на поезде и видишь все эти провинциальные городки, поля, леса не целиком, для тебя все видится не понятной серостью. И только вокзал, для путешественника является светом понимания.
Колян удовлетворенно кивнул, ответ его устроил. Они помолчали еще с минуту, за это время парень осмотрелся. Парк как парк ничего мистического и таинственного, голые деревья, очертания скамеек, силуэты людей вдалеке. Еще через пару минут Колян соскочил со своего места, пусть холод едва ощущался, но
— Ты куда? — взволновался Ярополк.
— Долго еще ждать? — как известно догонять и ожидать самые худшие вещи, а без должной мотивации, так и вовсе практически не выносимые.
— Да пять минут, максимум десять. Слушай, — голосом рассеянного университетского лектора проговорил Ярик, — совсем забыл тебе рассказать про Пионерку.
— Чего?
— Пионерка. Есть такая особа, она в общаге живет. Да ты и про общагу не знаешь, вот я дурак. Значит слушай. Когда натренируешься в «окна заглядывать», представь себе вот этот символ, — и он протянул Коляну смятый листок бумаги, с плохо различимыми в полумраке рисунком, — общага этот некое здание с множеством этажей и кучей дверей, через нее удобно перемещаться по Срезам. Но ты не думай, там не слишком безопасно, всякие шляются. Но все же лучше, чем вслепую тыкаться. Так вот будешь в общаге, рано или поздно наткнёшься на Пионерку. Она сплошь хорошая, поможет, научит, объяснит, что к чему. Единственное правило ничего её не обещай, и некуда не иди, как бы она не просила. Иначе пропадешь, еще никто не возвращался живым после прогулки с ней. Но пионерка классная…
Во тьме ударом молота прозвучал паровозный гудок.
— Вот это наш, двинули на место.
Ярик, нагнулся в бок, вытянул ногу, чтобы удобнее было достать достал из кармана штанов ампулу. После машинально встряхнул и прижал к тыльной стороне ладони, провернул, внутри вспыхнуло алым, и сразу послышался легкий вздох облегчения.
Николай скривился и отодвинулся, только наркомана ему и не хватало.
— Да не дрефь ты, не нарик я, — ампула умело и привычно была спрятана обратно в карман, — это Рубин, энергетик. Ну жук такой, кусает и впрыскивает специальный яд, ну, чтоб взбодриться. Да не боися ты, я нормальный. Пошли.
Колян мысленно попенял себя за внезапно пробудившийся дух авантюризма, но все же последовал за Ярополком.
Они прошли буквально метров десять и вышли на еще один перрон, в крайней степени запущенности, выбоины, ямы, торчащая арматура виднелась повсюду. Николаю с трудно представлял, что им все еще пользуются. Но после череды гудков, увидел натуральный паровоз как из кинохроники двадцатых годов, с трубой и шлейфом еще более черного дыма, чем тьма на железной дорогой. Древний механический монстр, не сбавляя ход пролетел мимо приятелей, и словно в арку вошел в свет фонаря, так и не показавшись на освещённой стороне. Николай опешил от увиденного, он еще далек, чтобы воспринимать паранормальные явления как обыденность. Вроде должен был акклиматизироваться и привыкнуть к чудесам, и мистики, а нет снова, стоит с открытым от удивления ртом.
— Эй Николай ты чего замерз? Давай помогай мешки грузить, — легкий тычок и громкий окрик вернули парня в конструктивное русло.
Колян развернулся, машинально сгибаясь, чтоб подхватить ношу и тут же дёрнулся назад. И было от чего, на перроне валялось три огромных мешка, сделанных из грубой самотканой ткани, в которым отчертило угадывались человеческие силуэты и более того они шевелились.
— Это что? — ошарашено спросил парень.
— Колян это товар. Давай быстрее, время жмет, — как ни в чем не бывало сказал Ярополк.
— Но в мешках же люди, — и в подтверждении этих слов из мешка послышался женский голос, слова вроде и знакомые, но смысла не понять, будто говорит какой-нибудь Чех или Болгарин.
— Мы люди, а в мешках товар, — отчеканил холодным голосом Ярополк, — Это понятно?
— Ты псих? Какой на… товар, — Колян было дёрнулся к завязке на мешке, но был вынужден отпрянуть, заострённая арматура просвистела в нескольких сантиметрах от лица парня.
— Я тебе помог, все объяснил, а ты вот так значит сука. На доброту злом и предательством, — брызгая слюной шипел Ярополк, железный прут в руке нервно дрожал.
Откуда взялся у работорговца кусок металлического прута, Колян даже не задумался. Он отступил на несколько шагов, силясь придумать как действовать дальше, как спасти несчастных. Тем временим возле них остановился ЗиЛ с открытым заднем бортом, а дальше по перрону два десятка людей сноровисто грузили мешки в другие транспортные средства, от стандартных прицепов, до саней впряжённых в тройку лошадей.
— Схватил и закинул, — приказал растерянному парню, бывшей приятель.
— Иди в жопу, — прохрипел он в ответ, приготавливаясь к драке, становиться соучастником столь грязного дела он не собирался.
В звенящем напряжении хруст снега был подобен, звону церковных колоколов. Колян скосил глаза и охнул, уходя в перекат. Два мужика с взлохмаченными бородами и в тулупах, пытались обойти его, в руках они сжимали уже знакомый мешок, как в какой-нибудь старой комедии.
— Иль валшан елег, — крикнул один из них, доставая обрез из ворота тулупа.
Более попыток спасти пленых Колян не предпринимал, он сноровисто укрылся за деревом в ожидании выстрела. Горе скиталец, и до этого не совсем понимал, как бороться против арматуры, а тут еще подмога поспела с огнестрелом. Даже в глупых боевиках удачливый и лихой герой не пёр напролом против обреза, а тут реальность. Лишь бы от страха голову не потерять и не кинуться на утек, не разбора дороги. Как выяснилось мистика пугала по-своему: заползая в голову и растекаясь маслянистым мазутом поглощая сознание. А вот обычный и даже примитивный обрез, направленный в грудь, бил страхом как кулак по темечку, лишая всех мыслей разом, оставляя только обнажённые инстинкты. И тут либо держи удар, либо принимай смерть.
Колян устоял, быстро выглянул, оценил обстановку, увидел странную картину, все трое закидывали мешки в кузов, при этом ругаясь, на друг друга непонятными словами. Решив, что более удачного момента может и не подвернуться он припустил в сторону освещённого перрона. Пусть внутрь и пробралась паршивое чувство, что бросил людей, но умирать или того хуже становиться рабом не хотелось. У геройства всегда должны быть разумные пределы.
К своему удивлению Николай обнаружил что бежит обратно к вокзалу, куда как дольше, чем они шли до скамеек. Новый облик страха едва примкну к собрату, что тряс его душу смертельной угрозой, но тут же отпрянул, под давление простейшей логики. Пусть и медленно, но свет приближался, еще метро сто, и он пересечет эту заветную линию. Когда дыхание сбилось, скиталец с опаской оглянулся, но за спиной оказался унылый парк, никаких силуэтов и машин, словно и не было никакого похищения людей. Прошагав метров десять, парень собрался было бежать дальше, но одернул себя, ведь пока он шел, то путь, сократился куда как быстрее. Он сразу же провел эксперимент, пробежал десяток метров, а после прошел тоже расстояние. И как показала практика медленное и размеренное передвижение ногами, сокращает путь к цели куда как быстрее. Парадокс.
Возле самой границы полумрака, он замер, в свете фонаря под падающим снегом играли дети, лет семи шести на вид.
«Ярик сука нарвал», — взбрыкнула в голове мысль.
Пришло понимание, этот урод просто втерся к нему в доверия зная, что многие видят этих детей, на границе Среза. Он же сторожила данного Пласта. Где он еще сорвал Колян пока думать не хотел, в особенности про дверь для побега.
Ностальгия взбрыкнула, выкидывая воспоминания. Ведь он с ними играл тогда в далеком прошлом. Николай легко узнал эту малышню из тысячи подобных. Широко улыбаясь, скиталец шагнул к ним на встречу, уже собрался окликнуть, но вовремя умолк, прикусив язык простым фактом. Как эти двоя не выросли за почти двадцать лет. Да и вообще он сейчас в Пласте чужой реальности. Сглотнув ком в горле, Колян попятился, дети синхронно остановились и уставились на него, а парень почуял всю степень их недовольства и укора.