Срочно требуется царь
Шрифт:
– А это что тут у вас такое на полу валяется?
– Не валяется, а лежит, – сурово поправил его Кысь. – Видишь ведь, под ней моя подушка подложена. А на полу она затем, чтобы всем хорошо видно было. Книга это из потайной библиотеки. Иван-царевич Лукоморский разрешил под мою ответственность на ночь взять, картинки поглядеть.
– Ты, дед, такую, поди, в жизни не видал! – хвастливо задрал нос лопоухий.
– Такую, может, и не видал… – пробормотал Голуб. – А что за книга-то такая знаменитая?
– «Приключения Лукоморских витязей»! – тоненьким, но гордым голоском отвечала девочка с короткими
– Надо же, – уважительно покачал головой старик. – Слыхать про такую – слыхал, а читать не доводилось. Толпа малышни благоговейно притихла.
– Так ты… правда… читать умеешь? – недоверчиво прищурился на него Снегирча.
– Умею, – со скромным достоинством подтвердил дед. – А хотите, я вам почитаю?
– ХОТИМ!!! – взорвалась спальня фонтаном восторженных воплей и подушек.
И когда взволнованные воспитатели во главе с дядькой Дяйтелом через пару минут прибежали во всеоружии разнимать предполагаемую потасовку, пока она не переросла в смертоубийство, то к величайшему своему изумлению застали они гробовую тишину, прорезаемую только негромким надтреснутым завораживающим тенорком деда Голуба:
– …"Да не за то мое сердце болит, краса-девица Милорада Станиславовна, что отринула ты меня неглядючи, а за то оно страдает-плачется, что считаешь ты меня головорезом бесчувственным, а у меня ведь душа нежная, натура ласковая. Я за всю свою жизнь пичуги малой не напугал, мухи не обидел», – говорил королевич Елисей, с укоризной покачивая головой. Голова принадлежала давешнему синемордому урюпнику…»
Когда через три часа голосу деда Голуба уже не мог помочь даже заботливо вскипяченный и заваренный Мыськой травяной чай, бестселлер века был аккуратно закрыт, застегнут, завернут в простыню Кыся и с почестями уложен на подоконник.
А старик, наконец-то, дошел до своей кровати, сопровождаемый восторженной ребятней.
Стелить постель ему не пришлось – за него всё старательно, хоть и косо, сделали его почитатели.
– Ложись, ложись, деда, – стащила с его ног опорки Воронья.
– Спи, отдыхай, – дал тумака его подушке, чтоб стала попышнее, Векша.
– Завтра дальше почитаем? – просительно заглянул ему в глаза Грачик, заботливо натягивая на тощую старикову грудь не менее тощее и старое одеяло.
– Дед Голуб, извини меня за обзывание… пожалуйста… – протиснулся вперед лопоухий.
– И меня…
– И меня…
– Да я и позабыл уже, – натужным шепотом ответил дед и ласково потрепал раскаявшихся грешников по чернобрысым головенкам.
– А ты ведь и вправду не… ну, этот… – замялся Снегирча. – Который тот…
– Не сумасшедший? – помог засмущавшемуся мальчишке дед.
– Ну, да! – обрадовано закивал тот.
– Не больше, чем остальные, – усмехнулся Голуб. – Сам я в семье архивариуса родился в нашем Постоле шестьдесят семь годков назад. Когда мне было шесть лет, мы переехали в Чурское княжество – отца тогдашний князь заприметил и переменил. У меня же к архивному делу душа не лежала. В учениках побывал у переписчика книг, у библиотекаря, у игрушечника кукол из дерева резал… Восемнадцать исполнилось – вернулся в Постол, у костореза в обучении успел побыть, потом у гончара посуду расписывал. Через год, когда видно было, что не нужно никому больше
– Дед Голуб?.. – выскользнул вперед Кысь, и по его торжественно-сосредоточенной физиономии сразу стало ясно, что ему на ум пришла, чтобы поселиться, какая-то великая идея. – А, дед Голуб?
– Что, витязь? – рассеянно оторвался старичок от невеселых размышлений.
– А… дед Голуб… Если я себя хорошо вести буду… и слушаться тебя… и слушать… и я тебе могу мясо из супа каждый день отдавать!.. И суп! И… и хлеб тоже… только не весь… Если так… то ты читать меня научишь?
– И меня! И меня! И нас тоже!!! – снова взорвалась спальня на разные голоса, словно птичья колония при виде кошки.
– Ой, раскричались, распищались, разверещались воробьята!.. Ой, сейчас оглохну!.. – шутливо закрыл уши ладошками и замотал головой старик. – Тс-с-с-с!!! Тихо, тихо, тихо! Хватит шуметь, огольцы! Ночь на дворе! Всем спать пора! А вот завтра, если не передумаете…
– Нет!..
– Вот завтра и начнем. И читать, и писать, и про страны разные, и счету, и рисовать научу, и фигурки из глины лепить, и игрушки деревянные делать. А ежели ты мне мясо, суп и хлеб отдавать будешь, витязь Постольский королевич Кысь, то тебе никакое учение в голову не полезет, это уж ты старику поверь. Так что, извини, но придется тебе свой обед лично съедать, на меня не рассчитывать.
– УРА-А-А-А!!! КАЧАЙ ДЕДА ГОЛУБА!!!
Так у старика появилась морская болезнь, шишка на затылке и с десяток синяков по всей анатомии, а в детском крыле – школа.
Малахай спал и видел лето, жару, малину и мед.
Причем всего этого было много и сразу – он сидел на зеленой опушке под припекающим полуденным солнышком, и в предвкушении пира облизывался на толстую дуплистую сосну – квартиру нескольких поколений лесных пчел – обрушившуюся от старости в роскошный малинник и развалившуюся от удара.
Поначалу пчелы, конечно, расстраивались и с неприязнью встречали все его попытки помочь им переместить запасы меда в какое-нибудь безопасное и надежное место, но потом, осознав всю бесперспективность такого подхода, улетели искать новое жилище и оставили своего добровольного помощника караулить семейное добро.
И только захмелевший от нежданного счастья медвежишка разинул рот на чужие соты, как кто-то невидимый и коварный плеснул ему под бок ледяной водой.
Конечно, перед лицом ожидающего его восхитительного пиршества на такой пустяк можно было бы и не обращать внимания – путь их балуется – но уж очень внезапное и обидное было нападение, и уж слишком студеная была вода… И он проснулся.