Срок для адвоката
Шрифт:
– Взво-од, бегом… марш!
И они помчались. Да так, будто бежали стометровку.
«Господи, с ума сошли?! Куда так быстро? И километр не продержусь…» – мелькнула мысль. И ещё: «Только бы не отстать, только бы не отстать…»
Пока бежали по городу, было ещё ничего: взгляд выхватывал аккуратненькие белые домики с серыми шапками крыш и аллеи сквериков, почти как в его родном городе.
А вот когда они углубились в редкий сосновый лесок с мягкой песчаной почвой, стало совсем плохо.
Удушающая жара. Пот, заливающий глаза, смешивается с густыми клубами пыли и превращается в густую едкую массу. Смахнуть её невозможно, так как одна рука придерживает автомат, а вторая – противогаз.
Сердце отчаянно пытается выскочить изо рта. Не может. Не пускает та же пыль, забившая рот.
Автомат, потяжелевший втрое, то и дело долбит в бок, который и без того разрывает пук вонзившихся в него иголок.
Штыковая лопата лупит по бедру, а под ступнями ног полыхает пламя – сапоги-то не заменили.
Дикое желание остановиться хоть на миг тут же пресекается оглушительным матом сержанта и ударом приклада в спину.
Пульсирующая в голове мысль «Только бы не отстать, только бы не отстать…» сменяется на «Ты ещё живой… Ты ещё живой…».
Сознание потихоньку затуманивается. И вдруг необыкновенная лёгкость – подарок богов – кто-то сдёргивает с плеча автомат.
Краем глаза видит, что это всё тот же Али Алиев. Убирает с плеча свинцовую тяжесть в последнюю секунду перед тем, как Марк уже почти падает на землю. Безмолвный смуглолицый азербайджанский ангел.
И снова бег. Без конца и без края. Без времени и расстояния. Бег и боль. И «Ты ещё живой… Ты ещё живой…» продолжает зомбировать себя и почти дотягивает до стрельбища.
«Почти» – потому что метров за триста до финиша он всё-таки отстал. Не мог больше. Еле плёлся, стиснув зубами губы от боли, а взмыленный, судорожно хватающий воздух взвод стоял и молча смотрел на него.
Оглушительный крик офицера – командира взвода: «Почему отстал?!» – заставил остановиться. Марк понимал: неправильный ответ и… хуже только смерть.
– Ноги… – выдавил он.
– Стащите с него сапоги! Ну, если соврал…
Марк бухнулся на землю, и кто-то стащил с него сапоги. Взвод вздрогнул. Белые портянки превратились в кровавые тряпки – ноги были стёрты до мяса.
– Поводите его по траве, – аж отвернулся офицер.
Двое крепких солдат подхватили Марка под руки и потащили к огневому рубежу.
«Полежать бы дали… хоть пять минут…»
Но лежать некогда, на стрельбище нужно стрелять. Первое упражнение – стрельба лёжа с упором на локти.
Довольно далеко перед ними чёрная мишень на белом фоне, на которой нарисованы круги, обозначенные цифрами. Самый центр – десять очков, дальше по убывающей: девять, восемь, семь, шесть, пять – чёрные круги заканчиваются и начинается белое «молоко». Три патрона. Три выстрела. Выбьешь в сумме двадцать шесть очков – отлично, двадцать четыре – хорошо, двадцать одно – удовлетворительно. Меньше – двойка.
Последние два года Марк с Витей подсели на стрельбу из воздушной винтовки в стрелковом тире дубенского парка. Стреляли часто и почти всегда возвращались домой с игрушками-призами.
А вот автомат Калашникова – лучшее в мире оружие – Марк и в руках не держал. В день марш-броска он увидел его впервые. И если остальные солдаты уже месяц как изучали, собирали-разбирали автомат, то Марк о нём понятия не имел. Не знал, как правильно держать, стреляя лёжа. Не знал, что есть предохранитель, не сняв который выстрелить невозможно.
И вот команда: «На огневой рубеж шагом марш!»
Солдаты по трое выходили вперёд и ложились на землю. Очередь Марка. Выходит вместе с двумя другими солдатами, каждый напротив своей мишени. Ложатся.
Вместо того чтобы держать автомат на весу на локтях, упирает рожок с патронами в землю. Ловит мушку в разъём прицела (так, как привык в дубенском тире).
Команда: «Огонь!» Нажимает курок. Рядом справа и слева хлопают по ушам выстрелы сослуживцев, а автомат Марка… молчит. Опять команда: «Огонь!» Нажимает курок – тишина. Перед третьей командой успевает повернуться к солдату, лежавшему слева.
– Автомат… не стреляет?..
– Предохранитель опусти, – показывает воин на своём автомате горизонтальный рычаг, который нужно нажать вниз.
И тут последняя команда: «Огонь!»
Еле успев поймать мушку в прицел и навести в центр мишени, Марк, сжавшись в один нерв, на выдохе трижды бьёт по курку, улетев вперёд вместе с пулями.
Даже ударов в плечо приклада – отдачи от выстрелов – не почувствовал. Фух! Отстрелялся.
Офицер и его помощник, старший сержант, подходят к мишеням, по очереди вызывая солдат и считая количество выбитых ими очков. Марк слышит результаты стрельбы и оценки каждого: в основном – тройки, пара четвёрок и только одна пятёрка.
Последним вызывают Марка. Подходит на цыпочках (на всю ступню стать больно) и впивается взглядом в свою мишень. Сначала в «молоко» – ни одной пробоины. «Господи, даже в "молоко" не попал!» – стыд и страх перехватывают дыхание. И вдруг, как сквозь вату, гнусавый голос офицера: «Девять плюс девять плюс десять. Двадцать восемь! Хм, отлично. Молодец, воин! Бегаешь плохо, стрелять умеешь».
Приободрившись, Марк вместе со всеми поплёлся к другому огневому рубежу: стрельба очередями.