Срок истекает на рассвете
Шрифт:
— Теперь у тебя уже получилось четыре человека.
— Нет, все еще два: один для тебя, один для меня. Я пойду за женщиной, а ты — за мужчиной. И без четверти шесть мы должны вернуться сюда.
Свет погас, и мертвое тело исчезло в темноте. Они спустились вниз.
— Увидимся, Куин, — вот и все, что она сказала, когда стояла рядом с ним в темном холле.
Она обождала несколько минут, чтобы не выходить сразу вслед за ним. Когда она вышла, его уже не было видно. Исчез, словно его никогда и не было. Или, вернее, словно она его никогда больше не увидит.
А Нью-Йорк не исчез. Подлый, насмехающийся, гнусный
ДВАДЦАТЬ МИНУТ ПЯТОГО
Он знал фамилию и занятие человека, и не только фамилию, но и имя, и ему лишь предстояло узнать, где этот человек находится. Но когда он вспоминал о том, как мало времени у него оставалось, он думал, что ничего не сможет сделать.
Куин зашел в закусочную, маленькую, в каких по ночам едят шоферы. Взял телефонную книгу. В телефонной книге было три Артура Холмза. Но это еще ничего не значило. Ведь он посмотрел только в одном районе Нью-Йорка, в Манхэттене. Оставались еще Бруклин, Куинз, Бронкс, Стейтен, а пригороды — Лонг-Айленд и прочие места. Он был маклером. Куин мало знал о маклерах, но ему казалось, что они все живут в загородном поясе.
Один из этих трех Холмзов жил на 19-й улице, другой — на 60-й, а третий — на улице, которая имела название, а не номер. Названия этого Куин никогда раньше не слышал. И он начал звонить.
Он набрал номер и не вешал трубку. Кто же быстро ответит в такое время?
Наконец женский голос, заспанный, хриплый (это с 19-й улицы), сказал:
— Чего там?
— Мне нужно поговорить с мистером Холмзом, с мистером Артуром Холмзом.
— Вот как! — сказал голос высокомерно. — Ну, так вы немного опоздали, минут на двадцать.
Она уже собралась повесить трубку. Куин это понял по тону — повесить резко, со злостью.
— Вы мне не можете сказать, где его найти? — Он чуть не споткнулся на собственных словах, так быстро он их произнес, чтобы не дать ей повесить трубку.
— Он в участке. Можете найти его там. С какой стати вы звоните домой?
Он пошел и сам сдался? Пошел сам!.. Значит, все уже кончено. Может быть, они напрасно себя мучили всю ночь…
Но ему нужно было знать твердо. Как он мог узнать? Может быть, сама женщина не знает. Во всяком случае, по голосу непохоже. У нее голос такой, будто она не волнуется. Наверное, это какая-нибудь служанка или экономка в доме.
— Он маклер, да? Ну, знаете, он играет на бирже?
— Кто? Он? — Пятнадцать лет подавляемого недовольства звучало в этом голосе. Целая жизнь, проведенная в ссорах, была вложена в один этот слог. Наверное, трубка в руке Куина должна была растаять от жара ее гнева и превратиться в липкую массу. — Да, маклер! Может, ему хотелось бы быть маклером. Он сержант в полиции, в десятом участке, на двадцатой улице. И больше он никем никогда не будет, потому что на большее у него не хватает мозгов. И можете ему это от моего имени передать. И если вы с ним будете разговаривать, скажите, чтобы он не врал, что он маклер. Небось заходит во все пивнушки и треплет, что он бог знает кто! Однажды он выдумал, что он телохранитель губернатора. А в другой раз сказал, что находится на секретной службе. Теперь он уже маклер! Мне надоело, что ему звонят ночью всякие его пьяные друзья…
Она резко
Пока он пришел в себя, прошла целая минута. Надо продолжать. Ему не хотелось продолжать, но надо было.
60-я улица.
На этот раз ответили сразу — должно быть, ждали у телефона. Это был молодой голос, лет этак двадцати, или, может быть, простодушная манера говорить создавала такое впечатление. Ведь бывают голоса, которые никогда не становятся взрослыми. Этот голос таил в себе такое нетерпение!.. Куину показалось, что это было нетерпение, переходящее в страх.
У Куина создалось впечатление, что ждали именно его звонка: ведь в такое время мог быть только такой звонок. И голос не слушал, что говорит Куин, голосу важно было только услышать, что звонит мужчина. И этого было достаточно. Голос заговорил, совершенно не останавливаясь, как будто пунктуации не существовало.
— О Бикси, я думала, что ты уже никогда не позвонишь! Почему ты так долго! Я уже много часов жду. Я уже все упаковала и сижу на чемоданах. Я пыталась дозвониться до тебя несколько раз, но произошло что-то непонятное. Мне сказали, что такого не знают. Смешно, не правда ли? Бикси, на минуту я так испугалась. — Она засмеялась. — Ведь у тебя все мои деньги и все мои драгоценности. Что бы я делала!.. Я только сейчас подумала об этом. И я ведь уже послала ему телеграмму. Я знаю, ты не велел мне посылать ему телеграмму, но мне показалось, что это будет справедливо. Так что теперь мы уже просто должны сделать то, что решили… — Поток остановился. Голос догадался. Хотя Куин ничего не говорил, но голос догадался.
— Это что, не…
Голос умирал. Может быть, не физически умирал, но как-то весь сжался.
— Простите, может быть, я не туда попал, — мягко сказал Куин. — Мне нужно… Я хочу поговорить с Артуром Холмзом.
Голос уже был мертв. И этот мертвый голос сказал:
— Он в Канаде. На рыбной ловле. Он уехал в прошлый вторник. Вы можете найти его по адресу…
— В прошлый вторник… Простите.
— Повесьте, пожалуйста, трубку. Я жду звонка.
Он повесил трубку.
Следующий на очереди был тот Холмз, который живет на улице с названием.
Телефонистка коммутатора сказала, наконец:
— Там не отвечают.
— Продолжайте звонить, — попросил он.
Она продолжала.
Наконец гудки прекратились. Он подумал, что телефонистка перестала звонить, и только через мгновение он понял. Она не перестала. Просто трубку сняли. Кто-то снял трубку и не говорил ни слова. Кто-то слушал и не говорил ни слова. Тот, кто боится!
Так это началось. Оба молчали. Куин выжидал. Один из них должен сдаться. Сдался Куин.
— Алло, — сказал он тихо.
Другой прочистил горло и сказал тихо:
— Да.
Начиналось хорошо. Начиналось по-настоящему. А он уже боялся надеяться.
Это был мужской голос, очень низкий и очень осторожный. Даже в одном этом слове «да» он был осторожным.
— Это мистер Артур Холмз?
Он должен удержать его. Должен узнать, он ли это, и удержать его. А потом… А потом… Сначала надо начать.
— Кто это?
Он не признался, что он Холмз. И Куин решил принять это как само собой разумеющееся.