Срок Серебряный
Шрифт:
Невообразимая кутерьма началась вчера вечером, нам позвонили из администрации гостиницы и сообщили, что с утра надо освободить номер: ожидается приезд важных иностранных делегаций, и таковы негласные правила всех гостиниц «Интуриста»: прежде всего – иностранные гости.
Понятно, что нам, гражданам СССР, вежливо: «С вещами на выход». Мы с Мариной растерялись, посидели, расстроенные, на балконе с бокальчиком какой-то кислятины, но с горя чего только не выпьешь. Даже пропустили ужин. Марина, конечно, сразу стала названивать своему дяде-волшебнику,
И она упорхнула ещё на рассвете, обнимая и целуя меня, говоря, что она в меня верит и что у меня будет «всё зашибись».
Ну что ж, надо мириться с ситуацией, и я подумала, что надо ехать на автовокзал, там я обязательно найду славную хозяйку приятной комнатки, и жизнь моя пойдёт дальше в нужном курортном русле.
Конечно, небольшой дискомфорт в душе есть, но всё не так страшно. Чемодан небольшой и лёгкий – всего-то невесомые купальники и сарафаны. Думаю, вскоре я уже уютно устроюсь на новом месте.
Выхожу из лифта и сразу вижу, как в людской сутолоке отъезжающих и приезжающих ходит-бродит Илья. И что-то вдруг мой чемодан потяжелел. И сразу стало себя жалко, что вот, ухожу я в неизвестность, и что же со мной будет?… И так захотелось спрятаться в домике, который вот сейчас здесь только для меня построит Илья…
Илья меня заметил, кажется, обрадовался и сразу оказался рядом. Подхватил мой чемодан и меня, такую неустроенную. Я ему рассказываю, чт'o происходит сейчас в гостинице, что мы, оказывается, не самые важные персоны, мы просто здесь на какое-то время подумали, что мы важные.
Илья развеселился, и я вместе с ним. С моих плеч свалилась забота о том, куда идти и чт'o предпринимать. Мы быстро забрали вещи Ильи из его гостиницы и на такси поехали решать свою судьбу.
Едем в центр. Вдруг Илья велит шофёру развернуться. Мы двинулись наверх в гору, виляем по узким ялтинским улочкам. Везде раскиданы сады, резные беседки в винограде, висячие деревянные балконы в цветах. Мне кажется, что мы летим ввысь, аж дух захватывает. Чувствую, что рука Провидения тащит меня к неведомым вершинам.
Неожиданно меня пронзает мысль: а вдруг происходит что-то неправильное? Я моргаю часто-часто, чтобы слёзы не выкатились и не поползли по щекам, показывая мою потерянность, неверие в силы Ильи.
Имею ли я право на этот «полёт» с Ильёй? Если нет, то значит, надо остановить машину, выйти и оставить Илью навсегда. Тогда будет правильно? Я ужаснулась от такой перспективы. Нет, только не это. Правильно будет вечером побежать на Центральный телеграф, позвонить в Ленинград и объявить мужу, что я ухожу от него, а родителям – что я меняю свою жизнь. Я непременно сделаю эти трудные для меня телефонные звонки…
Дом отдыха Черноморского флота совсем небольшой, стоит на самой высокой точке горы, так далеко от моря, наверное, потому что моряки здесь отдыхают от этого самого моря. И дядька Черномор забрасывает их сюда, как прекрасных витязей, чтобы они набирались сил для дальнейших подвигов.
Приятель Володя такой забавный. Высоченный, нескладный и всё время щурится, то ли от солнца, то ли плохо видит, то ли просто не верит своему счастью, что может вот так скучать среди ялтинской квинтэссенции ароматов и цвета.
Сижу я в кабинете у Володи напряжённая. Осознаю, что наконец выбралась из своего кокона, но чувствую себя такой зелёной гусеницей. Пытаюсь смеяться, вокруг искрится юмор, друзья Ильи невозможные хохмачи. Мои губы вроде растягиваются в улыбке, но в зеркале напротив вижу свою кривую гримасу. Заставляю себя расслабиться, выдохнуть и широко, красиво улыбнуться. Снова смотрюсь в зеркало и вижу, что, кажется, я превращаюсь в бабочку. Ура! Я становлюсь счастливой, и даже ослепительной.
Номер наш колоссальный: две комнаты со своим душем и туалетом. В нём слегка прохладно, стены толстые и пол мраморный. И как же эта прохлада мне сейчас необходима, чтобы остыть, охладить, слегка затормозить бурлящий поток эмоций. Всё, что сейчас происходит, – совсем не то, к чему я привыкла, что я раньше умела и понимала. Я ступаю на другую почву, слишком зыбкую, и устою я или нет, зависит от меня.
Чемоданы наши поставлены. Вещи разобраны, вернее, кое-как распиханы по ящикам моими дрожащими руками. Неловкость сковывает движения. Боюсь оглянуться, боюсь встретить взгляд Ильи. Ведь следующий шаг – это уже когда руки наши переплетутся, головы соприкоснутся и мои волосы упадут на его лицо, мешая найти губы друг друга. А дальше близость, желанная и пугающая. Я оглянулась, Илья ждал этого, он шагнул ко мне, но раздался осторожный стук в дверь, и нас позвали обедать. Илья рассмеялся, а я выдохнула.
Идём по коридору, держимся за руки, хихикаем, оба понимаем, что это всего лишь небольшая передышка перед тем, как между нами свершится неизбежное…
– Так, ты не удивляйся. Этот обед несколько отличается от ресторанного. Здесь как в армии: первое, второе и компот.
– Угу!
– А на аперитив по рюмочке «шила».
– Шило? Это что?
– Спирт. На флоте в ходу спирт. А так как в поговорке сказано, что «шила в мешке не утаишь», то это полностью касается и спирта. Куда бы его ни спрятали, всё равно найдут.
– Так нам дадут спирт?
– Шучу. Подводникам и сухое вино положено.
В столовой огромные окна в тюле. Всё залито солнцем. На столе тарелки из толстого белого фарфора с голубой каёмочкой, с якорьками и надписью «ВМФ». А приборы алюминиевые, смешно. Илья комментирует каждое блюдо. На закуску мы съели осетровый балычок. Это паёк подводника, на лодке выдаётся одна банка на четырёх человек. На первое подали сезонные зелёные щи, и мы напитались необходимыми микроэлементами. А на второе у нас были макароны… по-флотски. Вот уж здесь не надо ничего растолковывать. Эту вкуснятину я обожаю и дома. И компотик из свежих фруктов завершает наше пиршество.