Срок Серебряный
Шрифт:
Я почувствовал, что пирожковая не место для наших излияний. Вокруг толпятся, посматривают на нас, когда же мы освободим столик. Надо уводить Ингу в более уютное местечко, а то мы с ней здесь ненароком и поссориться можем. Я достал ключи от своей квартиры и этаким залихватским жестом показал их Инге.
– Вот ключи от квартиры, я ещё два дня там буду жить.
Инга вся сжалась, как будто я её ударил. Она резко встала и пошла к выходу. Кажется, я не совсем понял, чт'o с ней происходит, не попал на частоту её волны. Нет, я её не отпущу. Мы должны с ней поговорить,
– Не хочешь ко мне, тогда поедем сейчас в кафе «Сонеты». Там спокойно, мало людей, туда трудно попасть, а я в своё время прооперировал их администратора, и мы будем дорогими гостями.
– Это где, на Манежной площади? Да, поедем. Извини за резкость.
Уже в «Сонетах» я Инге рассказал, что мною в последние дни интересуется заведующий кафедрой психиатрии Бахров.
Инга вспыхнула и наконец мне поведала, что сын Бахрова – это её муж Игорь. Она имела неосторожность назвать Игорю моё имя и фамилию.
– Когда Игорь меня встретил в аэропорту, мы с ним вместе приехали к нам домой. Я ему подтвердила, что ухожу от него. Первый раз я ему об этом сказала тогда по телефону из Ялты. И сдуру, после аэропорта, на эмоциях ему рассказала о тебе. И имя твоё назвала, и что ты тоже из академии, как и его отец. Прости, не подумала.
– Мне даже приятно, что ты с мужем говорила обо мне. Я надеюсь, что успею исчезнуть прежде, чем Бахров посадит меня в психушку.
– Ты что, серьёзно? Я тогда всех своих комсомольцев подниму на ноги, я найду способ, как тебя спасти.
– Да брось ты, я шучу. Я теперь на Севере и здесь больше никому не нужен.
Мы с Ингой совсем недолго разговаривали, она заторопилась, сказала, что её ждёт мама. На квартиру со мной она не поехала, сказала, что да, вернулась домой. К мужу или нет, пока не знает. Но живёт дома, а он рядом с ней. Я понял, что она пришла ко мне не на свидание, а просто объяснить, почему мы не будем вместе. Основной довод – это её родители. Они ей внушили, что разводиться – недостойно порядочной женщины. Что Игорь – это именно то, что ей нужно, что его родители уважаемые люди, и нарушать общепринятые законы окружающего их общества неприлично. Короче, Инга элементарно не имеет права подводить своих родных.
И вот такая хрень, на которую, как я понял, моего влияния не хватит. Я не смогу её переубедить, чтобы она плюнула на всё это. Может быть, я просто чего-то глубокого и важного не понимаю.
Расставались мы долго, мучительно для нас обоих. Обнимались, прижимались друг к другу, но я так и не коснулся её губ. Инга при моих попытках сразу отстранялась.
Когда она ушла, я сказал себе: «Меня здесь больше нет».
Личный состав требовал рассказов
За три дня до отлёта на новое место службы меня вызвали в отдел кадров академии и там познакомили с начальником медицинской службы Беломорской военно-морской базы (сокращённо – начмедом БВМБ) Илларионом Юрьевичем Старцевым.
Он сразу покорил меня своей энергией. Необыкновенно обаятельный и решительный. Вопросы так и посыпались.
– Женат? Если да, квартиру сразу получишь. Нет? Ничего, невест у нас полно. Поморки – они красавицы, чистые душой, ответственные. Квартиру, значит, получишь позже. Наш ресторан «Белые ночи» не оставит тебя без женского внимания. У, там мекка для холостых офицеров, да и для женатых тоже.
Он живо осыпал меня преимуществами моей будущей службы и попрощался – торопился на рейс в Архангельск.
И вот я прилетел в Архангельск, потом ехал сорок минут на машине, которую прислали за мной, и прибыл в Северодвинск. Меня подвезли к госпиталю. Я увидел четырёхэтажное здание массивной сталинской постройки. На проходной мне объяснили, как пройти в кабинет к начмеду Старцеву. Я зашёл к нему и представился:
– Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан медицинской службы Лоевский. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.
Он так мне обрадовался, как будто не видел меня вечность, а всего-то прошло несколько дней с момента нашей встречи.
– Хорошо. Ох, как ждём тебя. Надо предшественника твоего отпускать. Его уже заждались на Новой Земле. Пошли, представлю тебя начальнику госпиталя подполковнику Андрееву Петру Даниловичу.
Кабинет начальника госпиталя находился напротив кабинета начмеда. Далеко идти не пришлось. Старцев открыл дверь, и мы вошли.
За столом сидел худощавый лысоватый подполковник, справа располагался толстый офицер с обрюзгшим лицом, на котором висела недовольная мина, – это был главврач.
– Ещё один академик на мою голову, – пробурчал он.
– Товарищи офицеры, разрешите представить нового начальника хирургического отделения Лоевского Илью Семёновича, – проговорил Илларион Юрьевич.
Я только открыл рот, чтобы сказать всем: «Здравствуйте, товарищи офицеры», как в тот же самый момент распахнулась дверь, заглянула медсестра и сказала, что хирурга надо срочно в приёмный покой. Привезли солдата с тяжёлой травмой. Все посмотрели на меня.
– Вот вам и боевое крещение. Идите, работайте, а мы посмотрим, кого нам прислали, – скомандовал Андреев.
«Сильно, – подумал я, – коронный номер. Только заступаю на новую должность, и сразу в оборот».
Тогда на Камчатке, в моей бухте Бечевинской, когда я заступил на должность начальника хирургического отделения в лазарете нашей базы, в первый же день в ординаторскую влетела мать с годовалым ребёнком на руках, лицо ребёнка было синего цвета. Явная асфиксия. Он вдохнул детальку от детской мозаики. В первые секунды я почувствовал ступор вперемешку с отчаянием – ведь у меня любой инструмент был размером с этого малыша. Но потом сообразил, вспомнил, как акушеры, чтобы ребёночек закричал, переворачивают младенцев вниз головой и бьют их по попке. Я проделал то же самое, ребёнок заорал, кашлянул, деталька вылетела из трахеи, ребёнок порозовел, глазки заблестели, и я передал его на руки счастливой мамаше.