Срок Серебряный
Шрифт:
Илья приволок топчан, поставили мы его посередине пустой комнаты, рядом положили ковёр, и у нас образовалась спальня. Как только мы на топчан постелили бельё, взятое напрокат из госпиталя, то сразу стали топчан осваивать. Завалились на него и пролежали целый день, благо была суббота. Наш мир был уютным, добрым, полным мечты.
– Илья, ты никогда не рассказывал о своей семье. Матери, отце.
– А нечего рассказывать. Я сирота при живой матери. Мать развелась с отцом, когда мне было четыре года. Она нашла большого, красивого лётчика и ушла
– А отец?
– Отец жил в Риге, умер довольно молодым, я тогда был слушателем академии. Меня вызвали на его похороны. Но я ничего внутри не чувствовал, как будто хоронил чужого человека.
– Ой, как грустно. Жаль, что ты не рос с отцом.
– Да уж. Лётчик меня не любил, вернее, не замечал меня. Мать родила от него дочь, а лётчик потом её бросил.
– А как же она одна осталась с двумя детьми?
– Как? Мать у меня боец, конь с яйцами. Она главный невропатолог города Баку. У неё лечатся все шишки города, секретари райкомов, цеховики, торгаши. Так что дом наш всегда был полная чаша.
– Ну, тогда можно тебя не жалеть. Ты рос в обеспеченной семье.
– Нет, ты меня жалей. В доме всегда был достаток, но не было тепла, нежности. Вот ты мне сейчас даёшь то, чего я был лишён. Ты нежничаешь со мной, мне с тобой спокойно.
– Я ни разу не слышала, чтобы ты звонил матери или она тебе.
– А нам с ней этого не надо. Я уехал в академию в семнадцать лет, и всё. Мать посчитала, что её миссия по отношению ко мне закончилась. Она занимается дочерью, всю любовь отдаёт ей.
– Я знаю, что, кого в детстве недолюбили, тот сам потом любить не умеет. Не любить ребёнка – это опасно.
– Меня любила моя бабушка. Я у неё рос до шести лет. Я был смыслом её жизни. У неё были большие груди, шестого или седьмого размера, потому что она родила двенадцать детей и всех выкормила грудью. Так вот, она клала меня на одну грудь, и я так спал. Вот поэтому я так люблю женские сиськи.
– Фу, ну что за «сиськи».
– А если серьёзно, я всегда жил бабушкиной любовью. Дед рассказывал, когда мама меня забрала, бабушка брала мои рубашечки, нюхала их и выла в голос.
– Я тоже выросла с бабушкиной любовью. Родители всегда были заняты только собой. Да и были слишком строги и холодны со мной. Меня растили две бабушки.
– Вот, а теперь мы будем жить нашей любовью.
Пора было ехать в Ленинград за моими вещами. И решать вопрос с разводом: заявление мой оскорблённый муж подал, и дата суда была назначена. Надо там появиться, а то развод затянется и будет висеть надо мной как грозовая туча.
Мои больничные листы мама уже отдала в отдел кадров райкома ВЛКСМ. Когда я туда позвонила и рассказала, что у меня постоянная угроза выкидыша, то мне сказали, чтобы я спокойно вынашивала своё дитя, но на больничном можно сидеть только четыре месяца. Потом надо будет выйти ненадолго, а потом снова можно брать бюллетень. Думаю, что через четыре месяца мне придётся уволиться, жаль, до декрета не дотяну. Я, расстроенная, пожаловалась Илье, он, как всегда, всё обернул в шутку. Мол, он теперь мой отдел кадров и декрет будет сам мне выплачивать.
Перед самым отъездом раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и услышала женский голос:
– Здравствуйте, Инга. Вы сегодня улетаете в Ленинград. Мой вам совет. Не возвращайтесь.
Я обомлела, слова застряли в горле. Я даже не могла сообразить, чт'o на такое заявление отвечать.
– Вы растерялись, сужу по тишине на вашем конце провода. Но трубочку не вешайте.
– Я не знаю, с кем я говорю.
– Я жена офицера, который служит с капитаном Лоевским. И я хочу вас предостеречь от роковых решений.
– Назовите своё имя. Хотя мне не стоит вас слушать.
– Зовут меня Вера. Давайте с вами попьём кофейку. Пока наши мужья на службе, я к вам зайду, или вы ко мне.
– Простите, я кофе не люблю.
– Вы такая милая, деликатная. Не стоит вам связывать свою судьбу с таким человеком, как Лоевский. Он гуляка, не пропускает ни одной юбки, и он много пьёт. Ваша жизнь с ним будет – сплошные слёзы.
– Напрасно я вас слушаю. До свидания.
– Вы витаете в облаках, жизни не знаете…
Я повесила трубку. Внутри у меня всё колотилось, меня трясло. «Надо взять себя в руки. Ребёнку моя нервная трясучка вредна», – успокаивала я себя.
Следом позвонил Илья, сказал, чтобы я была готова. Он успеет меня отвезти в аэропорт перед вечерним обходом.
Илья не заметил моего подавленного состояния. По дороге он говорил, что ему не нравится моя предстоящая встреча с мужем. Я возразила:
– Так мы же встретимся в суде.
В аэропорту он торопливо меня поцеловал и оставил около стойки регистрации.
– Козлу от меня привет!
– Кому?
– Мужу-козлу!
Новелла «Остров»
Ох, как отличается избранный Господом Остров от всех остальных в Белом море. Те, другие, невзрачные, унылые островки своей серой каменистой поверхностью навевают тоску и желание побыстрее пройти мимо.
Долго идёт время, пока бороздишь неласковое, холодное северное море, и непременно утомишься созерцанием невесёлых безликих видов.
И вдруг совсем рядом – загадочный исполин вспенился зеленью, нарушил безрадостную картину. Ярко и светло заиграли краски в серой дымке.
Остров! На него нисходит небесный свет. Снизу из морских глубин вылетают и играют серебряные блики.
Как оазис в пустыне, он встаёт перед взором морских путешественников.
Вздыбился Остров, вырываясь из хищных стальных волн Белого моря, ощетинился, осклабился высокомерной улыбкой и застыл в своей поморской красоте.
Остров посылает нам приглашение: «Сходите на берег, но не вздумайте дело предпринимать без моего на то повеления. Воля моя здесь царит. Да не моя, а свыше. Только Господь знает, чт'o здесь велено, а чт'o нет. Да, тайны мои непостигаемы вами. С тем потом и отбудете восвояси!»