США: История страны

Макинерни Дэниел

Отстояв в ходе войны политическую независимость, американцы были не прочь заявить и о своем дипломатическом суверенитете. Президент Джеймс Монро от лица Соединенных Штатов выразил озабоченность судьбами тех стран Западного полушария, которые в результате череды освободительных войн после 1811 года вышли из колониальной зависимости. Можно ли допустить, чтобы реакционные силы Европы вновь утвердили свое влияние в этих государствах? Президент и госсекретарь Джон Куинси Адамс отклонили предложение Великобритании вмешаться и сообща воспрепятствовать такому повороту событий. Монро и Адамс выработали собственный свод правил международного лидерства, получивший название «доктрины Монро». В конце 1823 года текст документа был зачитан на заседании Конгресса. Соединенные Штаты, говорилось в доктрине, не имеют желания вмешиваться в европейские дела, равно как и в дела уже существующих европейских колоний. Но при этом они не желают и дальше наблюдать европейскую колонизацию в Западном полушарии. Отныне и впредь любая попытка европейцев вмешаться в жизнь независимых государств Северной и Южной Америки будет расценена как недружественный акт по отношению к Соединенным Штатам. Американцы восторженно

приняли обнародованный документ. В их глазах это была дерзкая и гордая декларация суверенной республики, направленная на защиту своих законных территорий. Что касается европейских стран, то большая их часть сначала попросту проигнорировала доктрину Монро. И тот факт, что ее принципы все же утвердились в мире, объясняется отнюдь не влиянием США на мировое сообщество. Скорее, решающую роль сыграла поддержка со стороны Великобритании и, что немаловажно, готовность при случае использовать британский ВМФ для утверждения доктрины Монро.

Республиканское наследие

На протяжении первых двадцати пяти лет XIX столетия сторонники Джефферсона, безусловно, главенствовали в национальном правительстве. По мнению некоторых историков, они произвели подлинную революцию в американской теории управления. Якобы основным постулатом республиканцев (на котором, собственно, и строилась вся их деятельность) являлась вера в простой народ. Они доверяли его здравому смыслу, его способности безошибочно ориентироваться в политических реалиях и эффективно осуществлять самоуправление. Отсюда вывод: в своей деятельности национальное правительство должно руководствоваться волей народа. Подчиняться той самой воле, а не подминать ее под себя, как это делалось раньше. И ничего больше от правительства не требовалось, все остальное штаты и их граждане сделают сами. Таким образом, выходило, что республиканская концепция государства изначально предполагала слабое правительство.

Однако существует и другая точка зрения. Ее сторонники доказывают, что сторонники Джефферсона лишь на словах ратовали за ограничение прав федерального правительства (то есть самих себя), а на деле пытались выжать максимум полномочий, предусмотренных конституцией. Действительно, самому Джефферсону не раз доводилось превышать пределы исполнительной власти. Он и вел себя как влиятельный партийный лидер, экономический манипулятор и рачительный хозяин, который неустанно печется о расширении своих владений. Его последователи преподали нации суровый урок, наглядно продемонстрировав, чем может обернуться излишняя расслабленность в экономическом и военном плане. После этого никто особенно не возражал против кое-каких изменений в конституции – надо же исправлять ошибки. Вообще республиканцы начала 1820-х годов все больше и больше походили на федералистов образца 1790-х. А сами федералисты все чаще ворчали и жаловались, как это делали их политические оппоненты на заре республики. И то сказать, что же еще им оставалось? Обе стороны, таким образом, вносили свою лепту в формирование замечательной традиции идеологических кульбитов, столь характерной для американской политики.

Они же вместе помогли создать (а после и разрушить) первую партийную систему. Так получилось, что федералистов – при всей их ловкости и проницательности – сгубило пренебрежение к общественному мнению: слишком уж заносчиво они себя вели в пору политического лидерства, да и с антивоенными протестами выступили решительно не вовремя. Но если федералисты дерзко и самоуверенно – на глазах у всей страны – промаршировали по выбранному пути саморазрушения, то республиканцы удивили еще больше: сам их успех привел к падению. В начале 1820-х годов республиканцев в Америке было очень много. И что же из этого вышло? После десятилетий горячих споров установилась «эра дружелюбия», которая весьма скоро завершилась полным крахом. Если в прежние времена традиционный жупел федерализма оказывал на республиканцев мобилизующее и сплачивающее воздействие, то в 1820 году, когда федералисты исчезли с политической арены, а пришедшие к власти республиканцы стали подозрительно смахивать на федералистов, в их рядах воцарились разброд и шатание. Президентские выборы 1820 года стали самой яркой (но, увы, последней) демонстрацией единства республиканского лагеря.

Эпоха подходила к концу. В начале 1820-х годов первая политическая группа, способная возглавить республику, ушла в небытие: конституционный порядок (в котором вовсе не предусматривалось никаких партий) вынужден был иметь дело сначала с двумя, а затем с одной партией. В середине 1820-х старое революционное поколение утратило лидирующие позиции. Четвертого июля 1826 года, как раз в пятнадцатую годовщину Декларации независимости, умерли два великих вождя, стоявших у истоков американской революции, Томас Джефферсон и Джон Адамс. К концу этого десятилетия установился новый политический порядок. И хотя джефферсоновский принцип ограничения правительственных полномочий остался в силе, новый «демократический» порядок использовал собственный набор правил и политических стратегий.

Новое лицо американской политики

В конце 1820-х годов в мире американской политики наметились решительные перемены. Во-первых, увеличилось количество штатов в составе страны: вместо 16 их стало 24.

Это означало, что больше стало конгрессменов, увеличилось число избирателей, они представляли большее число различных регионов – и каждый из них претендовал на удовлетворение своих специфических потребностей. Во-вторых, само избирательное право изменилось в сторону расширения. Вновь присоединившиеся штаты понизили имущественный ценз для голосующих; некоторые из старых штатов и вовсе его отменили. К 1840 году правом голоса уже обладали девять из десяти совершеннолетних белых американцев. При этом законодатели северных штатов еще сильнее урезали избирательные права свободных чернокожих мужчин и закрыли доступ к голосованию для женщин (в Нью-Джерси в 1807 году был принят специальный закон, отменяющий избирательное право для женщин, существовавшее ранее). В-третьих, изменилась процедура голосования. Увеличилось количество государственных постов, судьба

которых решалась путем прямого народного голосования. Теперь к их числу относились должности губернаторов штатов, судей и даже президента страны. Соответственно, у людей, владевших избирательным правом, появилось больше причин осуществлять это право. Результатом стала высокая избирательная активность населения, что можно отметить как четвертую отличительную черту рассматриваемого периода. Если в 1824 году в президентских выборах участвовало всего 27 % установленных законом избирателей, то в 1840 году это число выросло до 40 %.

Действуя в совокупности, все указанные факторы коренным образом изменили политическое лицо государства. Быстро растущее общество включало в себя расширенный контингент избирателей – более разнообразный (поскольку предполагал новые комбинации групповых интересов), менее организованный (вследствие аморфного состояния республиканской партии), зато более активный (ибо открывалось больше перспектив занять теплое местечко). Некоторым казалось, что политический мир Америки не сегодня завтра погрузится в полный хаос. Создавалось впечатление, будто миллионы американцев в едином порыве выплеснули заряд политической энергии, но не позаботились направить ее к какой-либо осмысленной цели.

Джон Куинси Адамс в 1824 г. одержал победу на выборах в палату представителей при том, что Эндрю Джексон сумел набрать больше голосов избирателей

В 1820 году состоялись выборы, на которых Джеймс Монро в отсутствие всяких конкурентов легко завоевал президентский пост. Уже четыре года спустя на очередных выборах различные региональные группы выставили собственных кандидатов, из которых в конце концов выделилась четверка основных претендентов. В нее входили Уильям Кроуфорд, Джон Куинси Адамс, Генри Клэй и Эндрю Джексон, и все они претендовали на самый высокий пост в стране. Выборы 1824 года проходили в атмосфере ожесточенной борьбы и глубокой раздробленности. На первом этапе голосования (в коллегии выборщиков) Джексон набрал больше голосов, чем остальные кандидаты, но набранного количества не хватало, чтобы обеспечить ему подавляющее большинство, необходимое для победы. По закону следующий этап выборов должен был происходить в палате представителей. Генри Клэй как кандидат, набравший меньше всего голосов, выбывал из состязания, однако именно он промостил Адамсу дорожку к президентскому креслу. Адамс действительно выиграл выборы и впоследствии назначил Клэя на должность государственного секретаря. Сторонники Джексона пылали вполне понятным праведным гневом: их кандидат – по сути, законный народный избранник – лишился поста вследствие «грязной сделки». Эти упреки Адамс вынужден был выслушивать четыре года – на протяжении всего его злополучного президентства. Сторонники Джексона во всеуслышание заявляли, что широко распахнутый мир американской политики оказался запертым для народного волеизъявления.

Вторичное изобретение политических партий

Цели, которые преследовал нью-йоркский политик по имени Мартин Ван Бюрен, являлись весьма актуальными для Америки 20-х годов XIX века. Он одним из первых сделал попытку осмыслить изменившуюся расстановку сил в мире американской политики и положить конец сотрясавшим этот мир непримиримым спорам (хотя бы самым губительным из них). Ван Бюрен предложил новый подход к самому понятию политической партии: в его представлении это была структура, в основе которой лежала не столько общность идеологии, сколько организационное единство. В противовес предшественникам, которые всегда начинали с выработки партийной программы (то есть определенного набора политических принципов), Ван Бюрен пошел иным путем. Приступив к процессу формирования партии, он прежде всего озаботился тем, как связать воедино большое количество различных (подчас конфликтующих между собой) групп избирателей. Таким образом, Ван Бюрен рассматривал политическую партию не как философскую категорию, а как некую связующую силу, способную объединить под общими знаменами в корне различные элементы и составить из них надежно скооперированную группу поддержки намеченного кандидата. От членов партии требовалось только одно – безусловное подчинение партийным решениям. Ван Бюрен верил, что подобная организация сумеет обеспечить народу и ответственное правительство (в котором будет править большинство), и национальное единство. Партия, организованная по такому принципу, должна послужить своеобразным цементом, который объединит многонациональное государство вопреки этническим, религиозным, классовым и прочим различиям. Организация такого типа сумеет осуществить политические реформы и воссоздать из царящего хаоса новый порядок.

Политический опыт Ван Бюрена в сочетании с джексоновским напором позволили в середине 1820-х годов сформировать новую партию, получившую название «демократически-республиканской». А президентские выборы 1828 года стали проверкой боеспособности и организованности демократов (именно так они себя сами именовали). Надо отдать им должное: предвыборную кампанию демократы провели на невиданном доселе уровне. Для агитации избирателей они использовали специально разработанный набор методов и приемов: в ход пошли пресса, собрания, парады, поездки, всяческие плакаты, вымпелы и значки. Что характерно, политическая платформа партии была обрисована весьма скупо. По сути, кандидат демократов вообще не предложил никакой программы. Пообещал только «справедливые» пошлины, расширение экспансии на Запад и сохранение властных ограничений для федерального правительства. Зато очень много говорилось о личности самого кандидата Эндрю Джексона. Демократы воспевали его как человека, который сумел пробиться на вершины политического олимпа из самых низов. Гимны, речи, слухи – все работало на победу Джексона. Американцам рассказывали о простом мальчишке из приграничья, который в четырнадцать лет остался без родителей: как он сам прокладывал себе дорогу в жизни, как превратился в преданного борца за дело революции и сражался за независимость республики, как, повзрослев, целеустремленно трудился и достиг небывалых высот в военном деле, фермерстве, юриспруденции и политике.