СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)
Шрифт:
Кто работает в КГБ
В начале пятидесятых годов, в маленьком сибирском городе в местный отдел КГБ — тогда он еще назывался МГБ — зашел сорокалетний человек, сказал, что он ненавидит существующий строй, не может дышать этим воздухом, не может больше лицемерить — и просит, чтобы его посадили.
Взволнованные гебисты принялись успокаивать его: «Зачем смотреть так мрачно, ведь не только же темные стороны в нашей жизни. И с чего вы взяли, что мы должны вас сажать, мы боремся с врагами, а вы просто путаник. Успокойтесь, идите домой, работайте, смотрите на жизнь без предвзятости — и вы
Прошло несколько месяцев, никто его не трогал, он начал успокаиваться — и действительно, после этого взрыва что-то переломилось в нем, и жизнь в СССР показалась не такой уж плохой. Через полгода он снова зашел в КГБ: «Товарищи, вы были правы, спасибо вам!» Его дружески похлопали по плечу — и той же ночью арестовали.
Этот эпизод очень характерен для гебистов.
Марксизм — во всяком случае, его советский вариант — был земной религией, и КГБ — своего рода монашеским орденом. Долгое время из всей массы советских функционеров он впитывал, с одной стороны, наиболее фанатичных, с другой — наиболее циничных и лицемерных. Несколько раз за свою историю этот орден резко обновлялся (сначала поколение, которому предстояло погибнуть, физически уничтожалось, позднее — просто выталкивалось на другую работу или на пенсию) — и тем не менее его сущность никогда не менялась.
Чтобы лучше понять психологию сотрудников КГБ — они сами всегда называют себя этим расплывчатым словом «сотрудник», — надо проследить, как и откуда они набирались.
Основу заложили большевики-подпольщики и те, кто до революции боролся с ними, чины царской политической полиции — «охранки», на вторых, впрочем, ролях — нечто вроде инженеров-специалистов при «красных директорах». Дзержинский понимал необходимость специалистов.
Партия хотела контролировать свою полицию — и «органы» все время пополнялись партийными функционерами. «Органы» — название, которое тоже они сами себе дали, сокращение от «органы государственной безопасности». В годы моего детства слово «органы» наводило ужас, сейчас оно кажется скорее смешным, ассоциируясь с половыми органами. Более молодое поколение гебистов говорит «комитет».
Что же касается контроля со стороны партии, то он не всегда удавался: было время, когда «органы» контролировали партию, а не наоборот. Да и сейчас партийные функционеры, попав на работу в «органы», начинают быстро проникаться их специфическим духом.
Комсомол (главным образом слой его высших функционеров) — один из основных поставщиков кадров КГБ. Сейчас существует, например, такая система. Когда ответственный комсомольский работник достигает определенного возраста (35 лет, кажется, ведь комсомол — организация молодежи), то его переводят на другую работу: наиболее отличившихся — в партаппарат, глуповатых и неповоротливых — в профсоюзы или Министерство культуры, золотую середину — в КГБ.
Поскольку КГБ должен проникать всюду, он хочет и может отовсюду впитывать сотрудников для себя: КГБ связан с милицией — они переманивают тех, кто им понравился там; присматриваются к тем, кто на срочной службе в войсках МВД и КГБ — и предлагают им «расти»; охотно берут бывших спортсменов; ищут специалистов в разных областях — биологов, математиков, лингвистов, инженеров-электриков. Под наблюдением одного такого инженера, довольно симпатичного молодого человека, я в ссылке на Колыме
Страна всегда была покрыта гигантской сетью внештатных осведомителей одни работают по убеждению, другие — желая получить маленькие блага или возможность рассчитаться с кем-то, третьи — из страха. Те из них, кто показал себя наилучшим образом, переходят на постоянную службу.
И конечно — такова вообще человеческая природа — стараются брать своих: детей, братьев и сестер, дальних родственников, хороших знакомых и тех, в ком они инстинктивно чувствуют нечто родственное себе. Все эти потоки проходят через разного рода спецшколы и проникаются сильным кастовым духом.
И подобно тому, как сердце, вбирая кровь, разносит ее по всему телу, так и КГБ — сердце советской системы, — вбирая отовсюду «сотрудников», повсюду же проталкивает их — и уж конечно в торговые организации, в печать и на дипломатическую службу, чтобы они растекались не только по стране, но и по всему миру.
Это проникновение и соприкосновение с живой жизнью делают гебистов гораздо более информированными и более прагматичными, чем, скажем, советские идеологи. Но за последние двадцать лет — по мере снижения роли КГБ в системе — заметна тенденция превращения гебистов из фанатиков — или делающих вид фанатиков — в обычных чиновников, более или менее безразлично выполняющих свои обязанности.
Однако кастовая отгороженность от общества сильна. Она порождает не только чувство собственно превосходства, но и более бессознательное чувство отчужденности и обиженности. Я не встречал более уязвимых людей, чем гебисты — любая насмешка может вывести их из себя, в мгновение ока слетает напускная вежливость, некоторые стараются улыбаться, но видно, как внутри они страдают. Не все, конечно, как и не все, впрочем, пытаются насмешничать над сотрудниками «органов».
Можно сказать, что на работу в КГБ добровольно идут люди, жаждущие власти как своего рода компенсации за собственную незначительность, и часто люди, ущемленные в детстве неспособностью к учению, или трусостью, или садизмом, или другими столь же печальными качествами.
Как и все советские люди, они в глубине души восхищаются Западом. Гебист как-то говорил мне с восхищением:
— Подумайте только, в Америке полицейский — уважаемый член общества, многие женщины рады выйти за него. А у нас какая умная баба пойдет за милиционера?!
Вы можете видеть их слабости, но вам не всегда удастся сыграть на них. Прежде всего потому, что вы ни с кем из них не имеете дела как с самостоятельным человеком — вы имеете дело с огромной машиной, и каждый из них — это только колесико, сцепленное с другими колесиками, и самостоятельно оно не может повернуться на миллиметр, только уже если вся машина становится слишком расхлябанной.
Но зато они постараются всячески сыграть на ваших слабостях. Они не столь уж тонкие психологи и ищут в человеке какую-то явную и понятную им слабость, чтоб уж вовсю давить — страх, ревность, зависть, склонность к деньгам, к женщинам, к мужчинам, к водке, к наркотикам. Ставка на самое дурное и примитивное происходит еще и потому, что их самих никак нельзя назвать сложными или добрыми натурами. Я помню, что мне, чтобы обмануть их, нужно было прикидываться много хуже, чем я есть на самом деле, — и они как-то даже по-детски раскрывались мне навстречу.