СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)
Шрифт:
Статья была написана по просьбе Голландского объединения владельцев типографий и опубликована в их ежегодном сборнике за 1976 год, перепечатана в «Crossbow», весна 1977 (Великобритания).
С недоверием и надеждой
Уважаемые господа!
В номере от 17.10.1976 Ваша газета поместила изложение моей беседы по телевидению с итальянскими журналистами, а на следующий день статью проф. Лучо Ломбарде Радиче. То, что представитель ИКП принял участие в беседе, а Ваша газета уделила ей столько места, очень радует и меня, и других советских инакомыслящих.
Однако статья проф. Радиче — выражает она мнение Вашей газеты или нет — оставляет впечатление, что ее автор либо не знает многих фактов, либо неверно истолковывает их. Поэтому мне хотелось бы сделать следующие разъяснения.
1. Проф. Радиче пишет, что ИКП много лет публично выражает несогласие с запрещением высказывать свои мнения и с преследованиями за это.
Однако на протяжении многих лет «Унита» не напечатала ни одного письма, направленного ей советскими инакомыслящими — некоммунистами, как Павел Литвинов и Юрий Орлов, и коммунистами, как Петр Григоренко и Иван Яхимович. Как раз то, что западноевропейские компартии, в том числе ИКП, проявляют безразличие к их борьбе с насилием, привело многих советских инакомыслящих к постепенному разочарованию не только в советской модели социализма, но и в возможности построения демократического социализма.
2. Проф. Радиче считает, что советские инакомыслящие теряют доверие и престиж, если они не заботятся о свободе повсюду, где ее угнетают.
В действительности большинство советских инакомыслящих понимает неделимость свободы и выступает против насилия во всем мире, откуда бы оно ни исходило — справа или слева. Вот примеры: Юрий Галансков перед посольством США в Москве устроил демонстрацию против введения американских войск в Доминиканскую республику; моя жена и я пикетировали английское по-сольство, протестуя против английских поставок оружия в Африку как против одной из форм неоколониализма; советская группа Международной Амнистии защищает политзаключенных не только в Югославии и в Шри Ланка, но и в Уругвае и в Испании, где ей уже удалось добиться освобождения нескольких коммунистов; весной этого года двадцать инакомыслящих, в том числе акад. Сахаров, проф. Орлов, д-р Турчин, ген. Григоренко и я, обратились с письмом к президенту Уругвая, протестуя против пыток в уругвайских тюрьмах. Кстати сказать, право подписать это письмо получили только те, кто не боится выступать в защиту политзаключенных и у себя на родине, в СССР.
Но вот обратный пример — когда тот же Юрий Галансков был сначала заключен в лагерь за составление самиздатского сборника, а затем умирал в лагере из-за того, что ему не оказывали медицинской помощи, ни ИКП, ни другие левые партии Запада ничего не сделали для его спасения. Галансков называл себя и был по своим убеждениям пролетарским демократом, его трагическая смерть — упрек не только ИКП, но и всем западным левым.
Мы думаем о свободе для всех в мире, но мы понимаем, что когда чилиец получает возможность публично выступить — он прежде всего говорит о Чили, индонезиец — об Индонезии, испанец — об Испании. Почему же проф. Радиче удивляется, что я говорил о нарушении прав человека в СССР, а не в других странах? Проф. Радиче забыл также, что дискуссия состояла из вопросов и ответов, и я мог говорить только о том, о чем меня спрашивали. Если бы кто-либо из журналистов, например член ИКП г-н Сприано, спросил меня об отношении советских инакомыслящих к преследованию свободы в Чили или Уругвае, он получил бы недвусмысленный ответ. Но г-н Сприано не задал мне этого вопроса, он был задан проф. Радиче уже после дискуссии — и сам же проф. Радиче дал на него неверный ответ.
И если Движение за права человека в СССР, несмотря на свою малочисленность, постоянные аресты и высылки его участников, находит все же силы, чтобы помогать политзаключенным правых диктатур,
3. Проф. Радиче негодует, что я назвал СССР самой консервативной и реакционной страной в мире и что таким образом я стал на дорогу антисоветизма, по которой легко скатиться вниз.
Я считаю консервативным режим, который не хочет проводить в своей стране никаких реформ, а если при этом режим пытается свести на нет предыдущие реформы и преследует всех, кто подвергает его малейшей критике, то это реакционный режим. 1956 г. — год десталинизации — был началом несбывшихся надежд и незавершенных реформ, а последующие двадцать лет, несмотря на быстрый рост военной мощи и медленный рост благосостояния, не привели ни к каким социальным изменениям в СССР: советский человек не стал более свободным, советская экономика — более эффективной, советская наука после запуска первого спутника сдала свои позиции, даже отношение КПСС к другим компартиям не стало более терпимым, о чем свидетельствует хотя бы цензура речей г-на Берлингуэра в «Правде». А ведь еще полтора десятилетия назад та же «Правда» полностью напечатала политическое завещание г-на Тольятти. Вот почему я говорю о реакции, а не о прогрессе в СССР.
Не приму упрека и в «антисоветизме». «Советский» происходит от слова «Совет» — советы были созданы во время первой и второй русских революций и включали представителей всех социалистических партий, большевики составляли в них меньшинство. Когда Ленин выдвинул лозунг «Вся власть Советам!» — речь шла именно о власти многопартийных советов, а не о власти одной партии. Но постепенно большевиками вся реальная власть Советов была ликвидирована и они превратились в простой придаток компартии. Поэтому в 1920 году кронштадские матросы выдвинули лозунг: «За советскую власть без коммунистов!»
Демократическая оппозиция в СССР не выдвигает такого лозунга. Многие советские коммунисты понимают необходимость демократизации, а многие советские демократы сознают, что компартия, очистившись от бюрократов и карателей, может играть достойную роль в жизни страны. Поэтому я, как и многие мои товарищи, считаю своевременным лозунг: за советскую власть, в том числе и с коммунистами! И хотя на свободных выборах КПСС едва ли получит столько голосов, как ИКП, она все же — соревнуясь с другими партиями, — сможет сыграть более конструктивную роль, чем играет сейчас.
Таким образом, я, выступая за восстановление подлинной роли Советов депутатов трудящихся, — настоящий советский человек, а г-н Брежнев, который возглавляет партию, узурпировавшую роль этих Советов, — типичный пример антисоветчика.
4. В связи с «опасностью антисоветизма» проф. Радиче пишет о постепенном движении Солженицына в «сторону от социализма».
Но интересно спросить, почему же наиболее крупный русский писатель шел «от социализма», а не к социализму — ведь в юности Солженицын был убежденным марксистом. А произошло это, по-видимому, потому, что сама практика компартий разочаровала Солженицына: насилие в тех странах, где компартии стоят у власти, как в СССР и Китае, и под разными предлогами оправдание этого насилия там, где компартии находятся в оппозиции, как во Франции и Италии.
Восхищаясь Солженицыным как писателем, я не разделяю многих его политических взглядом и не считаю, что все зло исходит из СССР. В мире есть и другие источники зла. И я не думаю, что Солженицын прав, когда начинает сравнивать, какая диктатура мягче — правая или левая; диктатура всегда остается диктатурой. Но ведь те же самые сравнения делает и проф. Радиче, называя одни диктатуры — правые — «самыми жестокими», а другие — левые всего лишь «нечистым и несовершенным социализмом, который пока что дала история».