СССР против США

Окороков Александр Васильевич

О контактах НТС с иностранными разведками пишет и один из основателей Союза, Б. Прянишников, с сентября 1949 года по 20 сентября 1951 года занимавший пост председателя Нью-Йоркского отделения НТС. В комментариях к блоку документов по «парашютной акции» своего личного архива, датированных 16 января 1988 года и переданных в Государственный архив РФ (ГАРФ), он приводит выдержки из «протоколов разведок 1955–1956 гг.». Рассматривая протокол от 2 сентября 1955 года, он пишет:

«Пункт 4 этого протокола гласит: «Руководство НТС в лице Поремского, Околовича, Романова, Артемова, Ольгского, Брандта, Редлиха и др. полностью понимает наши требования и пытается со всей честью получить необходимые разведывательные результаты… Вопрос сознательности в НТС — это сложный вопрос, поскольку, хотя большинство его членов и понимают, что финансовая поддержка их организации исходит из какого-то западного

источника, они были бы охвачены ужасом, если бы знали, что в качестве цены за эту поддержку их руководство согласилось и находится под полным руководством и контролем со стороны ЦРУ и СИС и вынуждено всю свою т. н. политическую деятельность проводить в ограниченных нами рамках…»»

В пункте 6 этого же протокола отмечается: «Недавний раскол в НТС, который в известной степени можно отнести за счет не совсем умных и квалифицированных наших действий по использованию НТС в разведывательной деятельности, а также за счет возросшего контроля над организацией со стороны западных служб, привел к тому, что во главе НТС остались реалистически мыслящие и преданные нам лидеры, готовые выполнять все наши задания и рекомендации по разведке. Но в этом вопросе нужно соблюдать осторожность, чтобы не довести дело еще до одного раскола, который мог бы оставить нас наедине с лидерами НТС и, по сути дела, без членов НТС, откуда мы черпаем свою агентуру»[211].

Признаются в сотрудничестве с западными разведками и сами члены НТС, правда, в весьма незначительном. Так, в официальном печатном органе Союза, журнале «Посев» за 1999 год, в частности, упоминается о финансировании ЦРУ рабочей группы НТС в Берлине через его филиалы: «Отдел особых операций (ООП) и «Отдел координации политики» (ОКП)[212].

Упоминает о связях с американской разведкой и Борис Миллер — член НТС с 1947 года. После отказа в 1993 году Генпрокуратуры в реабилитации четырех членов НТС — Александра Макова, Александра Лахно, Сергея Горбунова и Дмитрия Ремиги, которые в апреле 1953 года были сброшены на парашютах с американского самолета в районе Майкопа, арестованы КГБ и после суда расстреляны как агенты иностранной разведки, — он с некоторой обидой сказал: «В 50-х годах НТС вынужден был пользоваться техникой американцев (самолеты, рации и т. д.), но это не означает соучастия в шпионаже. Кстати, все диссиденты 70–80 гг., которые выезжали из СССР, все до единого проходили через сито ЦРУ. За это им давали работу. Однако в упрек им этого никто не ставит. Наоборот, они народные герои. Почему же шпионский ярлык только на НТС?»[213]

Однако в 1956 году, как вспоминает генерал КГБ В. Широнин с 1982 года возглавлявший 5-отдел Управления КГБ, занимавшийся, в частности, оперативной разработкой НТС, на совещании представителей американских и британских разведслужб, проходившем 28–29 февраля 1956 года в Лондоне, руководством СИС было принято решение отказаться от сотрудничества с НТС в области стратегической разведки. Свое решение британские разведчики мотивировали непродуктивностью сотрудничества. Были у англичан и подозрения о массовом внедрении в НТС агентуры КГБ.

Примерно с этого момента началась новая фаза деятельности НТС в области психологической войны. Особую заинтересованность в этой работе проявили соответствующие структуры США. НТС была фактически передана вся работа с диссидентами в Советском Союзе.

Термин «диссидент» как «орудие» психологической войны, пожалуй, впервые был введен в обиход в плане «Дропшот»[214]. В нем рассматривались вопросы ведения войны против СССР с использованием атомного оружия, а также обосновывалась настоятельная необходимость психологической войны в мирное время. Авторы «Дропшота» подчеркивали:

«Психологическая война — чрезвычайно важное оружие для содействия диссидентству и предательству среди советского народа; она подорвет его мораль, будет сеять смятение и создавать дезорганизацию в стране… Широкая психологическая война — одна из важнейших задач Соединенных Штатов. Основная ее цель — прекращение поддержки народами СССР и его сателлитов нынешней системы правления».

Фактически с этого момента диссиденты, или инакомыслящие, были признаны «солдатами» по ту сторону фронта психологической войны. Но контролируемыми и финансирующимися соответствующими западными структурами. По этому поводу в плане «Дропшот» не двусмысленно отмечалось: «Эффективного сопротивления или восстаний можно ожидать только тогда, когда западные союзники смогут предоставить материальную помощь и руководство, заверив диссидентов, что освобождение близко…»[215].

Спустя десятилетия, в 1990 году, Тенгиз Гудава в своей статье «Что мешает развалу советской империи», опубликованной в газете

«Новое русское слово», напишет: «Только очень необъективный человек может утверждать, что в феномене столь выгодной Западу горбачевской перестройки не принадлежит одна из решающих ролей правозащитному движению в СССР. Сама «гласность», сама «демократизация» и прочие атрибуты горбачевизма — не что иное, как перепевы старых диссидентских мотивов. Но что без Запада само правозащитное движение в СССР?… Советского диссидентства без Запада не могло быть так же, как не может родиться от женщины ребенок без известного участия отца. Имена Солженицына, Буковского или Щаранского остались бы лишь в памяти их сокамерников да в архивах КГБ, если б не фактор Запада. Без этого фактора не было бы ни диссидентской литературы, ни «хельсинских групп», ни отказников, ни Вацлава Гавела, ни Леха Валенсы. Все погребли бы братские могилы ГУЛАГа, о котором бы толком даже никто ничего и не знал, ибо не было бы ни «Архипелага ГУЛАГ», ни «Колымских рассказов». Запад посредством своих «радиоголосов», правозащитных организаций, выступлений президентов и сенаторов, эмигрантской прессы и пр. ловил малейший единичный лучик инакомыслия в советском царстве тьмы, пропускал его через увеличительное стекло правозащитной политической доктрины, объединял — и возвращал Советам в виде мощного прожектора, что в итоге доконало коммунистов»[216].

Забегая вперед, заметим, что со временем «правозащитное движение» в СССР, «доконав коммунистов», взялось за российскую государственность.

Публицист А. Воеводин в этой связи пишет: «Однако правозащитники так и не поняли, что пути борцов, не важно, за чьи права, и нормальных людей порядком разошлись, и теперь господа правозащитники на своем бронепоезде, не слыша никого и не разбирая дороги, несутся в сторону огульного поношения всего, что происходит в России[217].

Другой журналист, Олег Попов, говоря об отечественных «борцах за права человека», справедливо замечает: «Посылая свои «свидетельства» в зарубежные и международные организации, обращаясь с заявлениями в Совет Европы с требованиями «наказать» Россию за ее «плохое поведение» в Чечне, исключить из ПАСЕ (С.А. Ковалев); выступая в подкомитете конгресса США о ситуации в Чечне и «состоянии со свободой слова в России» (Е.Г. Боннер, Л.А. Пономарев), правозащитники ставят себя ВНЕ российских высших и легитимных государственных институтов — Думы, правительства, Верховного суда. Иными словами, они ставят себя ВНЕ российской нации и тем самым, по существу, они ведут себя не как граждане Российской Федерации, а как граждане некоего всемирного государства. В своих статьях, выступлениях и интервью Е.Г. Боннер, С.А. Ковалев, А.П. Подрабинек, В.И. Новодворская, И.Ю. Алексеева настаивают на приоритете прав человека над государственным суверенитетом. В интервью радио «Свобода» (1998 г.) Е.Г. Боннер и С.А. Ковалев выражали желательность создания постоянно действующего международного механизма по принуждению «провинившихся» стран к выполнению обязанностей по соблюдению прав человека». Особенно ярко правозащитная деятельность «российских» борцов за свободу проявилась в период вооруженных конфликтов, в частности, в бывшей Югославии.

Вот простой пример из статьи того же Олега Попова: «Отношение многих правозащитников к США (а заодно и к России и Сербии) кратко, но недвусмысленно выразил С А. Ковалев, выступая в Русском центре Гарвардского университета (США). На вопрос, кто и как себя вел в косовском кризисе 1998–1999 гг., он ответил: «Лучше всех себя вели США и КЛА (албанская террористическая организация в Косове. —А.О.), а хуже всех Сербия и Россия…» И далее: «Чем безоговорочней и решительней тот или иной правозащитник поддерживал военную агрессию США и стран НАТО против Югославии, тем больше и сильнее он сегодня кричит о «геноциде» чеченского народа, о «зверствах российской военщины» в Чечне»[218].

Ни для кого сейчас не являются секретом источники финансирования правозащитного движения. Так, по словам лидера движения «За права человека» (в 1990-х гг. — один из руководителей партии «Демократическая Россия») Л.А. Пономарева: «Деньги мы вынуждены искать в достаточно ограниченном количестве мест — фактически это полтора десятка международных фондов, которые спонсируют правозащитное движение»[219].

К слову сказать, в отличие от российских «правозащитников», обеспокоенность «развитием агрессивной политики НАТО», в частности, по отношению к Сербии, выразили некоторые объединения русской эмиграции. Так, например, Конгресс русских американцев осудил действия американских военных в Югославии, а его президент П. Будзилович даже отказался от престижного приглашения стать почетным членом комитета по празднованию пятидесятой годовщины НАТО[220].