СССР: вернуться в детство 3
Шрифт:
— Чуть, блин, не обвинил меня один в капиталистических… как это… забыла, прикинь? Что сильно развлекательное.
— Ага?
— Хорошо, у меня то письмо с лета с собой было. Так бы, подозреваю, притопили меня.
— Отправили бы дозревать?
— Типа того. И так засомневались: я ли столько книжек написала? Давай соавторами интересоваться, — я фыркнула. — Хотела без палева тебя паровозом протащить — нет ведь, захлопали крыльями, запаниковали…
— Да мне-то нахрена?
— Пусть будет, карман не тянет.
— И какая от этого членства выгода?
— Да не знаю пока. Ну, гонорары
*сорок тысяч знаков
— Так нам, вроде «Детская литература» и так по двести пийсят посчитала.
— Это они из большого уважения, — мы остановились на светофоре, хохоча.
— О! Тройка идёт! — Вовка подхватил меня под руку. — Побежали-побежали, успеем!!!
Добежали мы до автобуса, со своими пачками, залезли. Какая-то бабуля ещё и похвалила нас, дескать: вот какие молодцы, макулатуру собирают. Ржать было как-то неудобно, объяснять тоже. Поэтому мы просто хором сказали: «Спасибо!» — выкрутили по билетику и забрались на заднее сиденье, благо, днём народу ехало немного.
На следующий день я страшно обрадовалась, что никуда не надо ехать — температура начала снижаться, и целую неделю стоял дубак, в пике (по городским новостям) доходивший до минус тридцати пяти, а у нас за городом — почти до сорока! Мы сидели на даче, подтапливали и следили, чтоб у нас нигде аварийно не перемёрзло. Слава Богу, обошлось.
18. РАЗНАЯ ЗИМА
НЕПЛОХО ПОЛУЧИЛОСЬ
Должно быть, Женя отнёсся к моим предложениям в высшей степени серьёзно, занёс-таки декану ящик нужного, потому как буквально спустя неделю они уже возвращались в Иркутск. Как раз морозы спали.
Восемнадцатого декабря мы встречали наших «студентов» в аэропорту. Федька звонко орал: «Дай-дай-дай!» — и по этим воплям мы с бабушкой и определились, в какую сторону бежать.
Женя сносился на аэропортовскую служебную стоянку, разогрел жигуль и подогнал его прямо к выходу — шик-модерн! Пришлось нам, конечно, подождать, но лучше ждать в тепле, чем на холоде, зубами клацая, на остановке подпрыгивать.
Всю дорогу домой, и весь вечер дома мама с Женей поочерёдно рассказывали нам, как неприятно изменился Улан-Удэ с прошлого года. Антиалкогольные эксперименты явно не пошли ему на пользу. Все прелести, наблюдаемые мной в период безумного горбачёвского эксперимента под названием «сухой закон», проявились в концентрированном виде на территории отдельно взятого региона.
Километровые очереди за водкой, совершенно расчеловечивающие людей, когда к водочному окошку можно было пройти только вдоль сваренных из стальных швеллеров коридоров, в которые народ набивался плотно, как скотина, которую гонят на бойню. После приобретения заветных «не больше двух в одни руки» отойти от окошка мечты не представлялось никакой возможности, и счастливцев поднимали на руки и передавали над головами до того места, где появлялась возможность поставить их на землю.
Спекуляция талонами.
Безумный дефицит сахара.
Непонятные личности, которые продают жуткого вида бормотуху.
Таксисты, барыжащие алкоголем втридорога.
Сообщения о смертях отдельных граждан, отравившихся то ли техническим спиртом то ли вообще каким-то стекломоем…
Наши, короче, остались в шоке.
Единственный приятный момент — за эти дни они разыскали Улан-Удэнский семенной магазин. Привезли семян всяких, какие были (и мне в том числе, целую кучу), так что в следующем году огород обещал быть масштабным.
СТРАШНОЕ
Неизвестно, сколько бы продолжались натурные эксперименты над народом, если бы не большая и жирная точка.
Буквально на следующий день после прилёта наших, вылетающий из Иркутска в Улан-Удэ самолёт АН-24 странно повёл себя на взлётной полосе. Кто говорил, что он качнулся назад из-за неправильно закреплённого груза, который, дескать, поехал против движения в момент отрыва от земли, отчего самолёт и чирканул хвостом, загорелся и потерял управление. Кто — что машина не выдержала лютого перегруза, поскольку летела под завязку набирая шампанским и водкой(в преддверии нового года всё это сделалось в «сухом» регионе вдвое востребованнее, а, значит, и вдвое-втрое-вчетверо дороже), и зацепилась не до конца убранными шасси за бетонное ограждение на дальнем конце взлётной полосы.
Так или иначе, случилась катастрофа. Нигде об этом не писали, но аэропортовские всё знали, и слухи неизбежно начали просачиваться в народ. Восемь человек погибло, в их числе весь экипаж, что, с другой стороны, спасло их от позорного суда. Остальные пассажиры попали в больницу с разной степенью повреждений.
Разбирательства начались мгновенно, и с каждым часом ранг прибывающих уполномоченных лиц становился всё выше и выше. Женя, который девятнадцатого догуливал последний отпускной день, только пот утирал от облегчения, что его в момент аварии в аэропорту не было — настолько всё было люто.
Вскрылось огромное количество нарушений. И постоянные перегрузы бортов — преимущественно водкой и сахаром, и беспрерывные «челночники»-спекулянты, и прочие, цепляющиеся один за другой неприятные факторы. Внезапно до кого-то дошло, что неплохо бы проверить и железнодорожников, и автотранспортников — и всю систему перевозок массово начало лихорадить.
И тут — на-а-адо же! — оказалось, что несмотря на все «нельзя» находятся такие стражи порядка, которые за некоторую мзду вполне допускают, что кое-что всё-таки можно…
Ой, блин… Сколько говна, выражаясь простым человеческим языком, повылезло…
Из-за этих аварий и разбирательств новый год прошёл немного скомканно. Женя, которого на работе лихорадило проверками, ходил смурной, из-за него страшно переживала мама, и всё это накладывало тень на праздник.
Более того, когда к нам первого января традиционно съехалась родня (теперь на дачу), они долго обсуждали, что многим партийным руководителям досталось, вплоть до того, что кто-то из ЦК полетел. Даже секретаря сняли — видать, не оправдал доверия. Я краем уха услышала этакую формулировку и ностальгически вспомнила песенку про Берию, из которой, собственно, и знала-то только две строчки: